Устрицы под дождем - Оксана Робски

Но люди никогда ничего не понимают по глазам.

Когда стало совсем темно, захотелось есть. Захотелось сидетьна мягком диване, есть сухарики и слушать радио «Шансон». А Дедушка бы ругалсяи просил сменить канал. А она бы все равно слушала «Шансон».

Слезы потекли сами по себе, независимо от ее желания, словнокапли дождя, на которые смотришь из теплой комнаты.

Интересно, она бы смогла найти дорогу назад? Если бызахотела? Если бы сошла с ума и захотела? Слава богу, нет.

– Можно мне взять банан? – спросила Оля улоточника.

– Как это взять? – удивился лоточник.

– Я есть хочу.

– А я на Луну хочу.

– Нельзя? – уточнила Оля.

– Да ладно, бери! – махнул рукой лоточник,разглядывая симпатичную Олю.

– Спасибо.

Лоточник чаще добрый, чем злой. Одно она знала наверняка –ни за что, ни при каких обстоятельствах она больше не подойдет к людям врабочей форме. Это была ошибка. Это они, после того как она сбежала от Дедушки,держали ее взаперти и потом отправили на автобусе в больницу. Это они непозвали к ней маму.

Она просто пойдет дальше. Она может идти куда захочет. Она –свободна. Она всегда считала, что свобода – это счастье. Значит, она вот-вотбудет счастливой. Просто надо пройти еще немного.

Интересно, почему вымерли мамонты?

Дедушка говорил, что любовь – это когда весь мир умещается водном человеке.

Ей нравилось читать вывески и разглядывать витрины.

Ей не нравилось, когда кто-нибудь на нее смотрел. И онатерялась, если кто-нибудь к ней обращался. Ей вообще было страшно, что еезамечают. Сама себе она казалась невидимой.

Она легла спать на диване просторного холла неотложнойстоматологической клиники. Никто не обратил на нее внимание. Она так же, каквсе, взялась рукой за щеку, прислонилась к стенке и закрыла глаза.

Ей так хотелось спать, что думать о счастье уже никаких силне оставалось.

Ей снились голубые облака, и она легко доставала до них,подпрыгивая. Она пыталась ухватиться за них рукой, но облака растворялись в ееладошке, и она хохотала так, словно это была самая веселая игра в ее жизни.

Еда оказалась сносной. Котлеты из кролика, ризотто, свежийапельсиновый сок.

Меню практически Марусиного отца.

Может, это все-таки он устроил? Такое легкое принудительноелечение. Но от чего? Может, мать нажаловалась?

Вряд ли. Он бы и трубку не поднял. А через секретаршу она быне стала. А может, стала? Да и что такое я делала? Отец сам говорил, что мать –дура. Что ей никогда ничего не надо было. Ей и сейчас не надо. Как она тогдасказала: «Я к его деньгам не притронусь». А потом Маруся спросила ее: «А чегоже ты мой телик, плазменный, VIERA, целыми вечерами смотришь? Он ведь тоже наего деньги куплен». Она закричала, что не нужен ей его телик, и стала смотретьсвой. И продукты не брала, что Маруся из ресторанов привозила. Так все и лежалов холодильнике вперемежку: творожный сырок и докторская колбаса – их,родителей, и суши «Калифорния», да хамон – ее, Маруси.

А потом ей отдельную полку в холодильнике выделили.

Но за отдельную полку в холодильнике ведь в сумасшедший домне кладут?

Она была сегодня со всеми мила и добра. Наверное,сказывалось действие капельниц.

Перед обедом к ней зашла соседка.

Соседка оказалась актрисой. Она так и сказала: «Я известнаяактриса».

И она предложила Марусе рассказать ей про жизнь.

– Ты же ничего не знаешь, бедная девочка, –сказала актриса.

– Почему это? – возмутилась Маруся, уверенная, чтоактриса намекает на ее юный возраст.

– Тебя же держали взаперти.

– Это вас тут держат взаперти.

– Нет. Нас держат не взаперти. Мы совершенно свободны.В том числе от всех тех гадостей, которые происходят снаружи.

– Вы от чего лечитесь?

– Ни от чего. Я здорова. Просто иногда у меня бываютголоса.

– Так вы сумасшедшая?

– Нет! – Актриса громко, чтобы слышно было и нагалерке, рассмеялась.

– А что голоса? – настаивала Маруся, просто излюбопытства.

– Понимаешь, я придумала нового человека. Не такогопримитивного, как сейчас. Этому человеку не надо будет дышать, не надо будетходить в туалет. Это же так отвратительно – ходить в туалет.

– Он будет роботом?

Нет, робот исполняет заданную программу, поэтому все мы –роботы, запрограммированные нашей кармой еще задолго до нашего рождения. Ановый человек – это человек абсолютно свободный. Он не зависит ни от унитазов,ни от грехов своих предков.

– Это вы придумали? – уточнила Маруся.

– Да. Я знаю людей. Я в прошлой жизни была ЕкатеринойВеликой.

– Кем?

– Екатериной Великой. Но тебе, наверное, неизвестно,кто это, бедная девочка, ты ведь не ходила в школу…

– Боже мой! – закричала Маруся. – Но почемуэто я не ходила в школу? Я ходила! Я просто ее иногда пропускала! И все! Блин!

«Точно, – решила Маруся, – мать нажаловалась отцу,и он упек меня сюда. Ну, я им устрою!»

– Значит, вы были Екатериной Второй?

– Да, была, – подтвердила актриса довольноскромно.

– А откуда вы знаете?

– Догадалась.

– Ну, как это – догадалась?

– Просто. Как догадываются люди на остановке, что скоропридет автобус.

– Круто.

Маруся искренне восхитилась.

«Все. Я в сумасшедшем доме. Это надо принять. Они решилименя воспитать. Они называют меня Оленькой, потому что отец скрывает, кто ятакая. Чтобы не позориться».

– Он тебя изнасиловал еще маленькую? – участливоспросила актриса.

«Главное, действительно не сойти с ума», – решилаМаруся.

– Да. Еще маленькой. Он называл меня Лолитой.

– Я это вижу. – Актриса закрыла глаза. – Япрямо это вижу.

– А вы здесь давно?

– Месяц. Скоро домой. Хотя я не знаю, где мой дом.Когда я здесь – кажется, что там. Когда я там – кажется, что здесь.

– А…

– Амбивалентное сознание. Ты идешь обедать?

– Мне привозили сюда.

– У тебя надзорная палата?

– Не знаю.