Бесноватые - Кристофер Фаулер

У нас вдруг появилась возможность осуществить свои мечты и убежать от того пещерного существования, в которое превращается английское лето. Не думать о скучных эстрадных площадках, дешевых закусочных «фиш-энд-чипс»,[6]о дурацких стойках с открытками на южном побережье. Нет — мы ремонтируем автобус и отправляемся на юг Франции, где огромное небо и теплое море, а променады пропитаны заманчивым обещанием секса.

Реанимировать автобус нам удалось, только оплатив коллегам по цеху сверхурочные, так что ко времени получения соответствующих документов мы были практически на нуле, но при этом исполнены такой решимости сорваться с места, что нас было не остановить. И вот одним дождливым утром мы отправились в Кале,[7]пестуя идею добраться до самой Греции, и без этого не возвращаться. Сирил надеялся, что если мы докажем автобусной компании возможность осуществить такое путешествие, они подрядят нас на чартерные рейсы с клиентами по свободному тарифу, но в деталях мы идею пока не продумывали. Мысль казалась нам выполнимой: поначалу все идеи кажутся осуществимыми, если не думать о препятствиях. Мечты приходят к невинным юнцам точно так же, как и к искушенным людям, но у нас имелось преимущество — мы были молоды.

В Кале над нами словно вновь засияло солнце, и пока автобус трудился, преодолевая холмы на выезде из города, впереди лежала только залитая солнцем дорога и асфальт в пятнах прохладных теней, отбрасываемых зеленью. К вечеру следующего дня нам удалось добраться до Парижа (максимальная скорость, развиваемая автобусом, была не слишком впечатляющей). Посовещавшись в пути, мы отправились на поиски девочек в бары Монмартра. Однако с девочками не сложилось: с некоторыми мы заговаривали, но они не могли — или не хотели — нас понимать, зато в процессе мы упились до бессознательного состояния перевозбуждения от новых впечатлений. Лучший способ избавиться от мыслей о родителях — это найти объект для занятий любовью. В этом есть какой-то бунт, даже привкус измены; вот почему так легко быть трусом и вообще — делать глупости.

В ту ночь мы спали в автобусе как убитые, безразличные к сексу и все еще девственные, и поздним утром на следующий день отправились на юг, бережно лелея свое коньячно-пивное похмелье. Путешествие проходило великолепно. Дороги в это время были еще не забиты, и можно было спокойно смотреть по сторонам. Сразу за Авиньоном — там все еще виднелись стены древнего города — мы увидели симпатичную девушку, сидевшую в красном «MG», из радиатора валил пар, и мы остановились помочь. Машина была старой, и починить сальники не представлялось возможным, поэтому я предложил ей поехать с нами. Я объяснил, что запчасти можно заказать по телефону, а на обратном пути Дон их установит. Девушка, которую звали Сэнди, согласилась с такой готовностью, что я понял — она положила на кого-то из нас глаз, только вот на кого именно? Она была брюнеткой с короткой стрижкой и подведенными глазами, в плиссированной мини-юбке и вызывающих сапогах. В нашей компании она вела себя настолько непринужденно, что мы чувствовали себя детьми.

Когда мы добрались до Марселя, я уже знал, что ей понравился Дон, и когда по пути в Сан-Тропе мы остановились на ночной дороге, освещенной звездами, я был уверен, что она с ним переспит. Больше всех расстроился Стив и ныл до тех пор, пока мы не повели его выпить в бар, где звучали ритмы самбы, и там было много — сейчас уж и не помню почему — девушек из Бразилии. Они смеялись по любому поводу, глотали спиртное наравне с нами, а потом сняли нас, как снайперы снимают цель.

Та, что досталась мне, начала раздевать меня еще на улице. Любовь получилась неуклюжая и скрипучая, на одном из сидений верхнего яруса автобуса. Она освободила меня не только от родителей и от Англии, но и от всех моих неловких и тоскливых воспоминаний. Наверное, я никогда не был счастливее. Утром она ушла, держа в руке туфли и лениво послав мне через плечо воздушный поцелуй.

В это утро — первое после утраты невинности — все было иным: небо — неистово синим, от него болели глаза, воздух обжигал ароматом дикой лаванды, а море было заполнено ревущими белыми моторными лодками. Когда мы отправились в Ниццу, Сирил выбирал маршруты в объезд крутых подъемов, мы объехали грандиозную громадину Массиф д’Эстерель, потому что наш автобус быстро перегревался. Мы заложили крюк вокруг зарослей обгорелого кустарника у Сан-Рафаэля и Фрежю, в основном держась главных дорог. Но в какой-то момент стук в моторе дополнил тяжесть похмелья, и в поисках местечка, где можно купить пива и длинный французский батон, мы свернули на боковую дорогу, идущую среди сосен, пихт, оливковых рощ и акаций.

— Римляне высаживали деревья на обочинах дорог, чтобы легионеры могли спасаться под ними от солнца, — заметил Дон. — А теперь в них врезаются мотоциклисты и гибнут.

Разговор затухал. Все мы уже не были девственниками. Кроме Сирила — он остался один, и стало вдруг казаться, что он словно выбыл из игры. Чем дальше, тем более неприятным становилось его присутствие. Как будто мы были посвящены в какой-то заговор, в который ему ходу не было.

Пронизывающий утренний воздух был весь наэлектризован, мы сидели на поляне и ждали, когда остынет радиатор. Стив рассказывал о планах на жизнь. Он не собирался навечно оставаться в скобяной лавке, продавая замки и сверла. Стив планировал поступить в художественную школу и заняться живописью. Он уже начал рисовать, продал одну работу и был этим воодушевлен. Сирилу нравилось работать на автобазе, но он считал эту работу временной, пока не откроет в себе какой-нибудь настоящий дар. Я хотел стать музыкантом. Я провел некоторое время на студии звукозаписи и готовил демонстрационную пленку, только вот работа все время мешала. Дон хотел открыть в городе дело — что-то типа сети собственных баров. Он уже подготовил нечто вроде бизнес-плана, и теперь искал инвесторов. К тому времени, когда мы вновь выбрались на дорогу, наши планы на остаток жизни были расписаны.

— Значит, тебе все равно, чем заниматься, лишь бы это приносило прибыль, — мы с Доном постоянно пикировались, обсуждая будущее. Все тот же глупый спор о том, как бы не потерять совесть, став богатым и могущественным. Как будто есть какой-то выбор…

— Безусловно, я сохраню свои принципы, — ответил он, держа руки на огромной черной баранке руля и отрывая глаза от дороги, чтобы посмотреть на меня. — Если поступишься своими идеалами, все равно станешь нищим.

— Славная позиция, — согласился Стив, — надеюсь, так все у тебя и будет.

— Я не желаю превращаться в своего папочку, — сказал Сирил, — вечно в подпитии, рассуждает о старом добром времени, как будто было такое волшебное время, когда он не вел себя как идиот.

— Если мы объединимся на платформе общего политического сознания, молодежь изменит мир, — высказалась Сэнди, явно находившаяся под французским влиянием: такого рода выступления были рассчитаны в основном на то, чтобы всех раздражать. В тот год в Париже были волнения, так что, думаю, она просто озвучила широко распространенную точку зрения.