Москва ельцинская. Хроники президентского правления - Михаил Вострышев

На Пленуме ЦК КПСС 21 октября 1987 года после выступления М.С. Горбачева, изложившего тезисы своего доклада, посвященного 70-летию Великой Октябрьской революции, в прениях дали слово Ельцину. Он подверг критике работу Политбюро, секретариата ЦК КПСС и лично Горбачева. Закончил свою речь весьма экстравагантно: «Видимо, у меня не получается в работе в составе Политбюро. По разным причинам. Видимо, и опыт, и другое, может быть, и отсутствие некоторой поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, я бы подчеркнул, привели меня к мысли, что я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро. Соответствующее заявление я передал, а как будет в отношении первого секретаря городского комитета партии, это будет решать, видимо, пленум городского комитета партии…»

Главный редактор газеты «Известия» И.Д. Лаптев вспоминал: «Ельцин говорил непривычно тихо, металл из его голоса исчез. Зато так же непривычно металл появился в голосах членов ЦК КПСС, которые ринулись на трибуну громить Ельцина. Пленум затянулся до поздней ночи, выступило 26 человек. Все, за исключением академика Г.А. Арбатова и председателя Моссовета В.Т. Сайкина, обвиняли Ельцина в примитивизме, безнравственности, амбициозности, политической незрелости и прочих грехах».

Выслушав критические выступления, Борис Николаевич здесь же на пленуме покаялся и признал свои ошибки. Через несколько дней направил Горбачеву письмо с просьбой оставить его в прежней должности.

Ельцин 9 ноября 1987 года после двухдневного запоя решил покончить жизнь самоубийством. Прямо в своем горкомовском кабинете, в комнате отдыха, он канцелярскими ножницами попытался вспороть себе живот. Жизненно важных органов задето, разумеется, не было. Скользнув по ребру, ножницы лишь слегка расцарапали кожу. Крови, однако, вытекло немало. Председатель Совета Министров РСФСР В.И. Воротников записывает: «В 13.30 срочно пригласили в ЦК. В кабинете Горбачева собрались только члены Политбюро… Госпитализирован Б.Н. Ельцин. Что произошло? Утром он отменил назначенное в горкоме совещание, был подавлен, замкнут. Находился в комнате отдыха. Примерно после 11 часов пришел пакет из ЦК (по линии Политбюро). Ему передали пакет. Через некоторое время к Ельцину вошли и увидели, что он сидит у стола, наклонившись, левая половина груди окровавлена, ножницы для разрезания пакета — тоже. Сразу же вызвали медицинскую помощь из 4-го управления, уведомили Чазова, сообщили Лигачеву. О факте знают несколько человек в МГК. Дополнительно нас информировал и Чебриков. Подтвердил сказанное. Сообщил, что в больнице на Мичуринском проспекте, куда привезли Ельцина, он вел себя шумно, не хотел перевязок, постели. Ему сделали успокаивающую инъекцию. Сейчас заторможен. Спит. Там находится Е.И. Чазов. Что он говорит? Был порез (ножницами) левой стороны груди, но вскользь. Незначительная травма, поверхностная. Необходимости в госпитализации нет. Сделали обработку пореза, противостолбнячный укол. Вывод. Факт сам по себе беспрецедентный. Что это? Случайность или срыв? Форма протеста или малодушие? Не похоже на Бориса Николаевича. Эти соображения высказали Горбачев, другие члены Политбюро. Однако что же делать? Факт скрыть не удастся. Станет известно в Москве. Надо принимать решение. Пленум МГК намечен или нет? Дата уже известна. Необходимо решать вопрос, откладывать нельзя. Однако надо подождать дополнительной информации о состоянии здоровья. Новые сообщения врачей — состояние удовлетворительное. Возбуждение после сна пройдет».

11 ноября 1987 года состоялся Пленум МГК КПСС. На нем выступил Горбачев. Вслед за ним выступили многие участники Пленума. Ельцина освободили от обязанностей первого секретаря и члена бюро МГК КПСС «за крупные недостатки, допущенные в руководстве Московской городской партийной организации».

Председатель Совета Министров РСФСР В.И. Воротников 18 ноября 1987 года записывает: «Во второй половине дня мне позвонил Горбачев. Повел разговор о трудоустройстве Ельцина. Коротко рассказал, как прошел Пленум МГК. “Есть мнение — назначить заместителем председателя Госстроя СССР. Думаю, не стоит его списывать. Строительство он знает, надеюсь, что эта встряска пойдет ему на пользу. Товарищи поддерживают. Как твое мнение?” — “Согласен”. — “Ну, ладно, буду вносить на Политбюро”. Еще раз Горбачев посетовал на происшедшее 9 ноября».

Ельцин на встрече с народом

Ельцин 14 января 1988 года был назначен первым заместителем председателя Госстроя СССР в ранге министра — специально для опального Бориса Николаевича придумали такой пост. Его помощник Лев Суханов вспоминал: «Представьте себе такую ситуацию: на улице Пушкина[2] (на ней находится Госстрой) и примыкающей к ней улице Москвина[3] в одно мгновение прерывается все движение. Дается “зеленый свет” для правительственного картежа. Все ближайшие подъезды и переулки взяты под контроль охраны… Машины подъехали к правительственному подъезду Госстроя, из ЗИЛа вышел Борис Николаевич и в сопровождении охраны поднялся на четвертый этаж. В приемную сначала вошли телохранители, за ними — Ельцин».

На Пленуме ЦК КПСС 18 февраля 1988 года Ельцин был освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС (но оставлен членом ЦК КПСС). Пробыл на этой высокой партийной должности день в день ровно два года.

Борис Ельцин вспоминал о своей службе в Госстрое: «Да, жизнь изгнанника… и все-таки это была не жизнь на острове. Это был полуостров, и соединяла мой остров с материком небольшая дорожка. Это была людская дорожка, дорожка верных, преданных друзей, многих москвичей, свердловчан, да и людей со всей страны. И их не беспокоило, что их заподозрят в контактах со мной… Я стал чаще гулять по улице. Когда работал, вообще забыл, что это такое — просто пройтись и погулять, без охранников, помощников, как обыкновенный москвич, такой же, как все. Это было замечательное состояние. Может быть, единственная радость за все то черное время. Незнакомые люди встречали меня на улице, в магазине, в кинотеатре, приветливо улыбались. Как-то смягчало это, и одновременно думалось — вот, пожалуйста, просто прохожие, а в них благородства значительно больше, чем у тех, многие из которых называли себя друзьями или вершили судьбами. Что я являюсь политическим изгнанником, мне давали знать везде; хотя я работал министром, первым зампредом Госстроя, тем не менее, все время меня пытались представить человеком с ущербинкой. Конечно, решать вопросы в таком положении было тяжело. Какие-то кошмарные полтора года… Да и работа, честно говоря, не по мне. Хотя я, как обычно, и окунулся в нее с головой, но все-таки слишком уже втянулся в партийную, политическую жизнь. На этом месте мне не хватало общения с людьми. Западная пресса к моему имени проявляла постоянный интерес, за каждое интервью меня обязательно упрекали, поскольку я старался говорить правду. Я не хотел чего-либо скрывать, где-то что-то умалчивать, встречаясь с западными журналистами».