Так крошится печенье - Джеймс Хедли Чейз

В подогнанном по его росту фартуке Эдрис заканчивал протирать бокалы, когда вошел Луис, метрдотель.

— Они хотят поговорить с тобой, Тики, — сообщил он. — Просто отвечай на вопросы. Чем меньше будет сказано обо всем этом, тем лучше для мистера Браунинга.

Эдрис повесил полотенце и снял фартук. Его уродливое лицо выглядело усталым, под глазами пролегли тени. Он работал без перерыва с шести вечера и чувствовал себя вконец измотанным.

— Хорошо, мистер Луис, — ответил он и быстро влез в свой белый пиджак из тика. — Не тревожьтесь.

Он вышел из комнаты и засеменил к бару. В дальнем углу бара фотограф делал снимки трупа. Шеф полиции Террелл, крупный мужчина с рыжеватыми седеющими волосами и выступающей квадратной челюстью, разговаривал с Браунингом. Если бы не щетина на подбородке, по его виду никак нельзя было предположить, что он только что вылез из постели, в которой его застал звонок Беглера, и натянул на себя одежду.

Доктор Лоуис, медэксперт, невысокий тучный мужчина, нетерпеливо ожидал, когда фотограф закончит делать снимки. Своей очереди ждали и два криминалиста, чтобы снять отпечатки пальцев. Они сидели за стойкой бара и с вожделением поглядывали на ряды бутылок.

Фред Хесс и детектив третьего класса Макс Джейкоби с блокнотом в руке устроились в одной из кабинок. Увидев Эдриса, Хесс поманил его. Карлик засеменил к кабинке.

— Ты тот официант, который обслуживал мертвую женщину? — начал допрос Хесс.

— Да.

Хесс оглядел карлика. Выражение лица детектива красноречиво свидетельствовало, что он не слишком высокого мнения об увиденном. Эдрис смотрел на сыщика ничего не выражающим взглядом, сцепив перед собой пухлые ручки.

— Как тебя зовут?

— Тики Эдвард Эдрис.

— Адрес?

— 24, Ист-стрит, Сикомб.

Сикомб был продолжением Парадиз-Сити, там проживало большинство низкооплачиваемого рабочего люда.

Протокол допроса, который вел Хесс, стенографировал Джейкоби, молодой смышленый еврей.

— В котором часу она здесь появилась? — спросил Хесс, закуривая.

— Чуть позже одиннадцати: точнее, в 11.08.

Хесс внимательно посмотрел на карлика:

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть часы… И я умею ими пользоваться.

— Она была одна?

— Да.

— Она заранее заказала эту кабинку?

— Нет. Было уже поздно. Почти все перешли из бара в ресторан. Поэтому свободных кабинок оказалось сколько угодно.

— Как ты считаешь, она была в порядке?

Хесс был уверен, что Браунинг и Террелл уже подошли к кабинке и слушают их. Оглянувшись, Эдрис увидел нахмуренное лицо Браунинга и поспешно ответил:

— Да, в порядке.

— Что она делала, поднявшись в бар?

— Вошла в кабинку и села. Я спросил, ждет ли она кого-нибудь, но она сказала «нет». Заказала только коктейль. Я обслужил ее, и все.

— Что было потом?

— Мне нужно было спуститься с напитками в ресторан. А когда я вернулся, занавес ее кабинки был опущен. Я спросил у бармена, присоединился ли кто-нибудь к ней, но он ответил, что она по-прежнему одна. Я подумал, ей хочется уединиться, и не стал навязываться.

— Ты чертовски прав, ей хотелось уединиться. Что было дальше?

— Мы закрылись около 2.30. Когда большинство клиентов ушло, а занавес так и оставался опущенным, я пошел получить с нее за коктейль. Постучал по стене кабинки, но никто не ответил. Тогда заглянул внутрь, а там она лежала, как сейчас лежит.

— Выходит, ты не подходил к ней целых три с половиной часа?

— Ну да. Я был занят. Я работаю в коктейль-холле, вечер выдался нелегкий. Сколько посуды надо было убрать!

Браунинг, резко повернувшись к Терреллу, ворчливо бросил:

— Я еду домой. Луис тут все закроет. Надо же было на меня такому свалиться. Эта история может погубить мой бизнес. Убери своих ребят, Фрэнк, и как можно скорее. Я хочу, чтобы Луис немного поспал.

— Мы не задержимся, Гарри, — ответил Террелл, пожимая ему руку, и проводил Браунинга взглядом, пока тот не спустился по лестнице и не исчез из виду. Тогда шеф полиции присоединился к доктору Лоуису, который осматривал мертвую женщину.

А карлик, убедившись в отсутствии хозяина, сказал:

— Когда вы меня спросили, была ли она в порядке, я не сказал вам правду. А теперь хочу ответить на этот вопрос по-другому.

Хесс уставился на него:

— Слушай, возможно, твоя мамаша считала тебя сильно умным, но я этого не нахожу. Ты хочешь сказать, что врал нам?

— Я боялся потерять работу. — Эдрис достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо. — Мне нравится моя работа. А босс слушал. Если бы я сказал правду, а он услышал, он бы выгнал меня.

— А почему ты думаешь, что он не выгонит тебя, если ты сейчас скажешь правду?

— Но ведь он не узнает, если вы ему не скажете, правда?

Задумчиво оглядев карлика, Хесс пожал плечами:

— Ладно, так, значит, она не была в полном порядке?

— Нет. Я сразу понял, что у нее неприятности. Она была вся белая, и ее била дрожь. Я знал: когда она в таком состоянии, она может устроить сцену или закатить истерику. Увидев, что она вот-вот сорвется, я провел ее в кабину, принес ей выпить и опустил занавес. Я не хотел, чтобы она устраивала сцену. Босс не любит сцен.

Хесс и Джейкоби переглянулись, и Хесс спросил:

— Выходит, ты знаешь эту женщину?

Эдрис украдкой взглянул на Луиса, разговаривавшего с Бертом Гамильтоном, и, понизив голос, ответил:

— Да, я знаю ее, она живет в квартире напротив.

— Какого черта ты не сказал этого раньше? — обозлился Хесс.

— Вы не спрашивали, и потом, я уже говорил, мистер Браунинг слушал наш разговор. Если он узнает, что я был с ней знаком и усадил ее в кабинку, он выгонит меня.

— Что тебе о ней известно?

— Она наркоманка и проститутка. Я знаком с ней восемь лет.

Хесс подался вперед:

— Ты имеешь в виду, она была твоей девушкой, Тики?

Эдрис грустно посмотрел на него:

— Вы полагаете, у меня может быть девушка?

— Ты направлял к ней богатеньких плейбоев, а она отсчитывала тебе комиссионные? Так, Тики?

— Она жила в квартире напротив, — повторил Эдрис со спокойным достоинством. — Случалось, ей приходила охота поболтать со мной. Надо полагать, она видела во мне, как вы и все другие, всего лишь уродца. Неужели то, что она иногда болтала со мной, делает меня сводником? — Он посмотрел Хессу прямо в лицо. Тот, не выдержав, отвел взгляд.