Узор в памяти - Вальтер Литвин

Никогда ей не доводилось видеть ничего подобного. Большая часть тела божества была скрыта в темноте, из которой выглядывали только кисти рук и мощные икры. Золотой узор покрывал большую часть его кожи, будто золотой была именно она, а узор – ониксовым.

– В твоих глазах мы видим нетерпение. Что же, теперь, когда ты поклялась, осталась заключительная часть ритуала посвящения. Очищающим огнём и острым золотом изгнать тени сомнений.

– О бог живых, я не страшусь и не сомневаюсь, – ответила она и поняла, что дрожь вдруг исчезла.

– Разумеется, – подал голос жрец, руководивший церемонией. – Ты говоришь так, потому что веришь в это, а может, только хочешь верить. Но есть разница между верой сердца и чистым откровением.

Помощники старшего жреца с двух сторон прижали её ладони к полу. Чьи-то руки принялись растирать морозной мазью лоб и виски Хатхор. Она гордо вскинула голову.

– Хорошо, дитя, – произнёс владыка. Сказать наверняка было невозможно, но казалось, что он улыбался. – Нам по нраву твоя стойкость.

Она ощутила пышущий в лицо жар, когда жаровню поднесли прямо к ней. Слушая треск огня, она вспоминала о плеске воды, дуновении ветра и шелесте песка. По телу вновь пробежала дрожь.

– Правду говорят, – задумчиво сказал жрец, – что дети низкого солнца прекрасны как небесные боги. Ты не первая, кого я провожаю к откровению, но мне по-прежнему тяжело признавать, что больше никто не увидит, насколько красиво было твоё лицо.

В глаза бросился золотой отсвет лезвия, подобный солнечному лучу. Старший жрец стоял позади, опустив длинные костлявые пальцы ей на череп.

– Наверное, ты понимаешь, что тебе придётся вытерпеть боль?

– Я понимаю. Но это… – начала говорить она, но сбилась. Затем выдавила из себя улыбку и продолжила: – Это не последний раз, когда мне придётся испытать её. Я знаю свою предназначение, и в нём боль будет моим частым спутником.

– Это так… Да, конечно же. – Он тяжело вздохнул. – Но ты должна также знать, что именно произойдёт с тобой сейчас. Лезвие ножа срежет кожу с твоего лица – маску твоей прошлой жизни, а огонь закрепит печатью твою верность в жизни настоящей. Ты всё ещё не испытываешь ужаса?

– Отважное дитя, – послышался в стороне незнакомый голос. – Кто бы ни оказался её врагом, его можно будет только пожалеть.

Хатхор не успела посмотреть, кому принадлежали эти слова. Позолоченное лезвие вонзилось ей в кожу возле правого виска.

Бенсор III

Ещё несколько лет назад дом Бенсора считался образчиком верности. Когда за свои заслуги достойнейший из живых получил титул царя, эти земли начали расцветать. Однако благие намерения завели его слишком далеко. Желая пройти по кратчайшему пути, он сговорился с другими царями. Вместе, теперь уже отступники, они подняли волну восстаний. Их объединённое войско двинулось к Городу Амона, чтобы встретиться с армией владыки у реки Эмсах. Их победа должна была обеспечить закат древнейшей цивилизации, но история распорядилась иначе. Преданные владыке воины наголову разбили мятежников, обратили неверных царей в бегство. Сиятельные мужи превратились в изгоев, прячущихся в тени. Но предательство сродни опухоли – оставь её без внимания, и не успеешь обернуться, как она охватит всё тело. И владыка принял решение, что должно вырезать все очаги до единого, принести виновников в жертву истории.

Хатхор была той, в чьей руке лежал нож врачевателя.

Она коснулась ладонью старой колонны. Шершавая поверхность камня ответила равнодушным уколом. Тёмная дорожка сквозь зал пролегала в окружении десятка таких колонн. Неровные ступени вели к полукруглой платформе, нависавшей над пиршественной секцией зала. Вдоль границ пространства были развешаны факелы, освещавшие полумрак тускло-оранжевым, жёлтым и красным светом. Наверху, по краям платформы, вяло потрескивали костры в базальтовых жаровнях.

Десятки глаз так и смотрели на неё. Из-за отравляющего ожидания мерцание аур участилось, цвета их побледнели. Каждый из живых по отдельности представлял бы наименьшую угрозу. Но на стороне испуганной толпы была непредсказуемость.

Хатхор бросила взгляд на стены: голые камни и горящие огни, всего пара узких окон. Слуги во дворце полагались на свет огней и привыкшие к сумраку глаза. Воздух вздрогнул от прокатившегося над их головами шёпота. На ближней колонне полыхнул факел и тут же потух. Приняв случайность за знамение, четыре фигуры вырвались из толпы и помчались к выходу. Хатхор проследила за ними боковым зрением. Вряд ли они вернутся в ближайшее время. Если вообще вернутся.

Хатхор опустила жезл и сорвала с пояса стеклянный зубчатый амулет.

Приняв её жест за слабость, служки будто почувствовали прилив уверенности. Робким нестройным шагом они двинулись вперёд. Блестевшие от испарин лица перекосило тревогой. Хатхор резко вскинула руку с жезлом и повела из стороны в сторону, вынудив толпу затормозить. Следом она с размаху бросила амулет себе под ноги. Вокруг её колен заклубился фиолетовый туман, подобно волне поднимался и опускался. Хатхор подхватила с земли клуб колдовской энергии и запустила его к потолку. Туман закружился, стремительно поднимаясь выше, пока не укутал её с головой.

Пройдёт несколько ударов сердца, прежде чем магический туман рассеется, ещё пара – прежде чем придёт обманчивое понимание. Хатхор принялась нашёптывать абстракции заклинания. Конечности на короткое время сковало холодом. Она сосредоточилась на единстве с магией и шагнула вперёд. Одна за другой из-под её покрова вылетели призрачные стрелы. Они вреза́лись в стены, в колонны и с громким шипением тушили огни.

Светящийся фиолетовым туман вспыхнул напоследок и исчез. Начались крики: сперва это были разрозненные испуганные возгласы, затем они превратились в хор воплей. Служки кинулись врассыпную. Хатхор медленно шла вперёд и старалась не думать о том, что видят живые напротив неё. Ей хотелось ограничиться знанием о том, что произнесённое заклятье усмирения вызывало у жертв приступ неконтролируемого страха, пробуждало потаённые ужасы из глубин сознания. И воплощением этих ужасов была она сама.

Сбоку набросился крупный мужчина, воздев кулаки над головой. Но не добежал он и двух-трёх шагов, как рухнул на колени и стал в панике колотить голыми руками по камням.

Возле ступеней она заметила почти неподвижное пятно жизни на фоне всеобщего хаоса. Молодой служка, ещё совсем мальчишка, сидел на полу, словно был в лучшем случае удивлён творящимся вокруг. Он ворочал головой во все стороны, прислушивался к топоту и крикам, непонимающе вглядывался вдаль, но не пытался даже сдвинуться с места. Когда Хатхор подошла почти вплотную, он поднял взгляд и бестолково уставился на её левое плечо. Только тогда стало понятно, что мальчик был слеп.

Крики постепенно умолкали. Хатхор застыла, прислушиваясь к тому, как они, затухая, оседают на пыльные камни и откатываются прочь