Разрушающие себя - Яна Мелевич

На меня смотрит с десяток пар глаз, и выражения разнятся в зависимости от возраста да количества дней в завязке. «Старички» — из тех, что давно в завязке — чуть-чуть укоризненно. Позиция невмешательства, по их мнению, очень опасна на первых этапах становления жизни без наркотиков.

Дерзкий молодняк восхищен: любое противопоставление обществу вызывает у них истинный кайф, немного схожий с действием хорошей травки. Половину сюда притащили родственники, друзья, так что можно с уверенностью сказать, что стоит им выйти за порог завтра — увидим через пару месяцев снова. Если не загнутся от очередной дозы где-нибудь под забором. Другие более перспективны. Но и им хочется бунтовать. Гормоны, натура, жажда жизни — это когда любые рамки бесят.

— Что? — Городецкая прекращает истерить, и ее глаза становятся больше. Губы приоткрываются, зато Тим, сжимая найденную у нее упаковку с белым порошком, шипит мне:

— Ник, завались. Ты не помогаешь ни разу.

— Херня через плечо, Машуля, — фыркаю я, показывая средний палец Тимуру, и утыкаюсь взглядом в экран смартфона. Вокруг слышится недовольный ропот. — Хочешь валить — вали. Никто не держит. Ручки в ножки — и вперед в светлое будущее к вялым стручкам за дозу в подворотне.

Ее сухие, потрескавшиеся губы дрожат. Обхватив тоненькими ручонками собственные костлявые плечи, Маша всхлипывает и опускает голову. Любые напоминания о прошлой жизни всегда болезненны. Они точно клещ впиваются намертво и высасывают твою кровь постепенно, впрыскивая токсины. Организм пытается побороть болезнь, но все бессмысленно, если не уничтожить источник проблемы.

Перекидываю ногу, поднимаясь со стула, и шагаю в сторону выхода. На стенах грамоты, фотографии тех, кто справился и поборол зависимость. Останавливаюсь у очередного стенда, рассматривая счастливые, безмятежные лица. Несколько трещин тянутся по белой штукатурке до самого потолка, словно сеть переплетенных линий жизни. Одни короче, другие гораздо длиннее — прямо как в нашем маленьком клубе неудачников.

За год, что я здесь, мы потеряли десять человек. Самому младшему было всего семнадцать: вон он, красиво улыбается, стоя рядом со своим куратором. Сжимает жетон с цифрами «Триста шестьдесят пять» — дни без наркотиков. Целый год, отделявший его старую жизнь от новой. Макс вышел отсюда полный жажды деятельности, а затем, спустя всего пару месяцев, его нашли у клуба с использованным шприцом в крепко сжатых пальцах.

Некрасивая правда — изнанка внешней любого бывшего наркомана. Мы лечимся, сбегаем, возвращаемся, снова лечимся, теряемся. И так по кругу, пока не разорвешь его на части.

— Ник?

Собственное отражение за стеклом стенда отражает вполне приличного парня. Хорошая одежда из брендовых тканей, густые русые волосы и прямой нос. Греческий нос, римский профиль обычно отмечают фанатки мажоров и историй любви с богатыми. Только в глазах — ни хрена, ни одной эмоции.

— Хорошие мальчики не должны плакать. Ты разве не знаешь? Маму очень раздражает твой голос, пожалуйста, будь тише. Разве я уже не просила тебя?

Удар ладони по щеке обжигает кожу. Затем еще один, и еще. Мне всего пять лет, такие вещи вообще не должны запоминаться и откладываться в памяти. Однако мой мозг сканирует каждую деталь: перекошенное лицо матери, удушливый аромат ландыша, заполняющий мои легкие. Кажется, я всегда буду ненавидеть его, но точно знаю, что нет смысла — мама всегда пахнет по-разному.

Теплая кровь от раны на щеке из-за многочисленных маминых колец стекает на шею. Молчу. Поджимая губы и чуть вздрагивая от разрывающих рыданий. Мне больно, я разбил колени, упав на скользкой лестнице. Противная злобная тетка в переднике вечно натирает ее вонючей тряпкой. У нее мерзкая коричневая бородавка над губой, морщинистые руки и кривой нос. Вечно злобно шипит, стоит мне пару раз попрыгать по ступеням.

Наверное, она сделала это специально, чтобы я упал.

Мама кричит, хочется зажать уши и трясти головой, сжавшись в клубок в темном чулане. Ее трясет, лицо покрывается пятнами. Дедушка меня снова накажет — я опять довел мамочку.

— Не запарывайся с ней, Тим. У нас есть более перспективные ребята, чем эта шобла из Зажопинска, — машу рукой, убирая одновременно липкую паутину воспоминаний с глаз, и отворачиваюсь, слыша вопль в спину:

— Тупой мажор! Я из Красноярска вообще-то!

— Хоть из Бобруйска. Один черт провинция, — отвечаю равнодушно, сунув руки в карманы джинсов и выходя из комнаты.

Унылые больничные цвета на стенах: голубой и мятный. Практически в любой клинике можно встретить нечто подобное наряду с широкими стендами на полстены, где обрисованы последствия болезней. Точно такие же висят и тут. Жизнеутверждающие плакаты с кошмарными картинками — это последствие употребление наркотических и алкогольных веществ. На них люди, страдающие анорексией, а с ней и сопутствующими проблемами. Впалые глаза, потухший, стеклянный взор, направленный в самую душу. Я никогда не употреблял героин или ЛСД, но совсем другое дело — психотропные. Каждый приступ паники, психоз сопровождался немедленной тягой съесть горсть-другую таблеток из волшебной упаковки.

Она говорила, что это делает меня нормальным.

Она клялась, что так будет правильно.

Ты довольна, дрянь? Я больше не могу нормально спать, ведь каждую ночь возвращаюсь в один и тот же сон. По словам психотерапевта, это последствия пережитой травмы. Знать бы еще какой. Ведь у меня их тысяча и одна.

Надеюсь, ты горишь в Аду, Лена, со всей нашей семьей. Отдельный котел для тебя слишком мал, я бы выделил целый круг с чередой непрерывных страданий. Взял бы цепь и самолично выстегал до кровавых ошметков. Ненавижу тебя, ненавижу их.

Кулак со всей силы врезается в пластик. Боли почти не чувствую, однако след крови на поверхности меж трещин приносит облегчение. Еще раз и снова. Смартфон бренчит привычным писком, напоминая о пришедшем сообщении в личку Ватсап. Зачем я включил уведомления? Надо будет исправить это упущение.

СтариКАКАшка: «Завтра в галерее благотворительная акция. Ты помнишь?»

Нет, и мне как-то все равно. Веселить кучку вшивых сироток из приюта? Делать мне больше нечего, как их каракули с претензией на искусство за живопись выдавать. Если ты нарисовал зеленый шарик с фиолетовыми ушами, это еще не делает его бегемотом.

СтариКАКАшка: «Я знаю, что ты прочитал предыдущее сообщение».

Рома Сташенко доконает своим нытьем даже мертвого. Меня он любит доводить особенно. Следом за прошлыми двумя сообщениями еще пять новых.

«Тебе все равно не спрятаться».

«Хватит играть в ребенка!»

«Ты был у Григория на сеансе? Имей в виду, я проверю».

«Никита, тебе двенадцать? И смени это идиотское прозвище в контактах!»

Показываю экрану средний палец и, отключив телефон, двигаюсь к выходу. Пинком открываю дверь и с тоской смотрю на угасающее оранжевое солнце. Весь день насмарку из-за парочки дур.