Океан аргументов - Цонкапа Лосанг Драгпа

Хайес безусловно неправ, когда полагает, что лишь на несколько индийских комментаторов своих трудов, «называвших себя мадхьямиками», Нагарджуна оказал влияние, но не на историю буддизма в целом. Несмотря на то что после ухода выдающихся учеников Нагарджуны, Арьядевы и Рахулабхадры, вплоть до появления «поздних» мадхьямиков — сватантриков Джнянагарбхи, Шантаракшиты, Камалашилы и др., прасангиков Буддапалиты, Чандракирти, Шантидевы и др., — а также и в более позднее время линия глубинного учения не являлась исторически непрерывной последовательностью мадхьямиков, все эти великие последователи Нагарджуны, который сам был гигантом среди гигантов, внесли неоценимый вклад в углубление философских воззрений и практики буддистов во всех регионах, где распространился махаянский буддизм. А непрерывность трансмиссии глубинной Дхармы обеспечивалась, с точки зрения самих буддистов, не просто обычными человеческими индивидами, но усилиями великих бодхисаттв и реализованных мастеров тантры, чьи способности превосходили бытийные возможности обычных людей. Их усилиями формировалась аутентичная традиция представления махаяны во всей ее философской глубине и великом масштабе бодхисаттвенской активности.

Мы можем утверждать, что именно Тибет является показательным с той точки зрения, что Нагарджуна и его философский подход сыграли решающую роль в утверждении мадхьямаки как наиболее глубокой философской базы медитативной практики, хотя и логико-эпистемологическое наследие Дигнаги и Дхармакирти здесь никогда не игнорировалось. В истории Тибета Арья Нагарджуна и его духовное наследие имели решающее значение для формирования здесь аутентичной махаянской традиции, принятой тибетским сообществом в качестве духовного фундамента цивилизации. Это нашло отражение в указе короля Трисонга Децена, правившего в 755–797 гг. Это был наряду с Падмасамбхавой (VIII в.) и Шантаракшитой (VIII в.) один из трех главных деятелей ранней волны распространения буддизма в Стране Снегов. Указ, изданный после победы, одержанной в знаменитых дебатах в Самье индийским пандитом Камалашилой, являвшимся представителем мадхьямики, над китайским проповедником «мгновенного» пути Хэшаном, гласил, что «каждому вменяется в обязанность следовать учению Нагарджуны и усердно заниматься практикой нравственности и парамит» [Williams 1989, p. 194]. Это говорит о том, что не только для интеллектуальной элиты, увлеченной философской глубиной понимания теоретической стороны Учения Будды, но и для всего тибетского сообщества тот тип буддийской духовности, который связан с именем Нагарджуны, стал практически значимым мировоззренческим идеалом и ценностным нормативом. В тибетской традиции он почитается как «второй Будда».

То, что в тибетской историографии буддизма биография Нагарджуны имеет мифологизированный вид, с их «внутренней» позиции отнюдь не противоречит буддийским представлениям о реальности вообще и об исторической реальности, в которой, с точки зрения тибетских историков и обычных людей, воплощаются в теле человека существа высших уровней бытия, выполняющие для человечества определенные миссии. Таким существом, с этой точки зрения, был и Нагарджуна. Для того чтобы понять, каков был настоящий вклад Нагарджуны в развитие буддизма и, более того, в интеллектуальную историю человечества, необходимы не только академические исследования тех текстов, которые считаются аутентичными сочинениями Нагарджуны, и изложенных в них доктрин, но нужно также принимать во внимание «внутреннюю» точку зрения самих носителей махаянского буддизма. Ибо она отражает особенности буддийского мировоззрения, в рамках которого такие артефакты как пророчества о Нагарджуне и предание о его путешествии к нагам учитываются самым серьезным образом. Они, как правило, приводятся тибетскими авторами, когда они анализируют значение личности и творчества Нагарджуны и почитают его как того, кто объяснил конечный смысл Учения Будды. Так, великий тибетский реформатор буддизма Чже Цонкапа во второй предварительной части своего «Большого комментария» приводит цитаты из ряда сутр, таких как Ланкаватара-сутра», «Сутра священного золотого света», «Сутра великого облака», «Сутра великого барабана», а также из тантрического текста «Коренное постижение Манджушри» («Манджушри-мула-тантра»). В них говорится, что сам Будда предсказал, что юноша из рода Личчхави спустя 400 лет после ухода Татхагаты родится в южной стороне под именем «Нага» и, прожив 600 лет, уйдет в Чистую Землю Сукхавати, где достигнет просветления. По словам Цонкапы, это «не противоречит утверждению тантрического текста «Ясный светоч» (Прадиподьотана-тика; sgron-gsal) о том, что Нагарджуна достиг в той самой жизни состояния Ваджрадхары посредством пути высшей йоги»» [Tsong khapa 2012, p. 5]. В комментарии Цонкапы объясняется: сообщение о том, что Нагарджуна в то время, когда жил в этом мире, находился, по одним источникам, на первом бхуми бодхисатв, а по другим — на седьмом, было сделано с позиций парамитаяны, а сообщение о том, что он при жизни стал Буддой Ваджрадхарой, сделано с позиций Маха-аннутара-йога-тантры. Тем самым Цонкапа указывает на то, что воплощение Нагарджуны в человеческом теле имело в восприятии буддистов относительный характер: для одних его проявление было бодхисаттвой первого или седьмого бхуми, для других — просветленным существом Ваджрадхарой. Цонкапа поясняет: «Если бы такой мастер, наделенный великой силой сострадания, даже прожив шестьсот лет, оказался не в состоянии достичь просветления на пути махаяны, практикуя высшую йогу, тогда известные из высшей тантры слова о том, что ученик с высшими способностями может обрести состояние Ваджрадхары за одну жизнь, оказались бы всего лишь пустым обещанием» [Tsong khapa 2012, p. 5].

Также и один из ближайших учеников Цонкапы Кхедруб Дже (mKhas-grub-rje, 1385–1438) в своем трактате о пустоте, известном под сокращенным названием «Большой тонтун» («sTong-thun-chen-mo»), писал: «Победитель снова и снова пророчествовал о человеке, который заслуживает доверия при комментировании глубинного учения и будет защитником — это именно Арья Нагарджуна» [mKhas grub 1992, p. 24]. Он тоже приводил цитаты с пророчествами из вышеупомянутых сутр, а также тантрических текстов, таких как «Поздняя тантра Калачакры», «Прадиподьотана». Эти пророчества приводятся и в «Драгоценной гирлянде истории буддизма» [Indian Buddhist Pandits 2005] и в других историографических тибетских сочинениях.

Упоминаемые в тантрических источниках сведения о том, что Нагарджуна реализовал состояние Ваджрадхары, относятся, согласно пояснению Чже Цонкапы и Кхедруба Ринпоче, к достигнутому Нагарджуной телу самбхогакая (longs-spyod rdzogs-pa’i sku). А слова источников о его восхождении в чистую землю Сукхавати и достижении просветления относятся к его телу нирманакая (sphrul sku), точнее, к той нирманакае, которую он сотворит в будущем и явится в этот мир в качестве одного из тысячи Будд счастливой кальпы. То, что Нагарджуна, уже имея достигнутое состояние Ваджрадхары, действовал в этом мире как человек-бодхисаттва, Цонкапа и Кхедруб Ринпоче считали чем-то аналогичным тому, как Будда Шакьямуни, много эонов тому назад достигший состояния Будды, продемонстрировал акт достижения просветления в Индии [Tsong khapa 2012, p. 5; mKhas grub 1992, p. 25].

По причине оставленных Буддой Шакьямуни пророчеств о Нагарджуне, обеспечивающих абсолютный кредит доверия, тибетцы испытывают особое почтение к личности и трудам Нагарджуны, называя его «вторым Буддой». Этот эпитет встречается в колофоне ряда произведений, приписываемых Нагарджуне, и помещенных в тибетский буддийский канон Тенгьюр, а