Мадам Хаят - Ахмет Алтан

казалась слишком заурядной.

Мимо меня один за другим проходили люди, переодевавшиеся за кулисами. В здании стало тише. Серость старых побеленных стен становилась все темнее. Я услышал шаги. Женщина в элегантном бежевом плаще поверх платья медового цвета шла, постукивая невысокими каблуками темно-коричневых замшевых туфель. Рыжеватые волосы были собраны.

Она искоса посмотрела на меня, проходя мимо, и продолжила идти, ничего не сказав. Шаги затихали, а я прислушивался к ним. Женщина поднималась по лестнице. Остановилась. Стала спускаться. Звук ее шагов снова приблизился ко мне.

«Что-то забыла», — подумал я, опустив голову и рассматривая грязные плитки пола. Затем я увидел темно-коричневые замшевые туфли. Их носки были обращены в мою сторону.

— Чего ты ждешь с такой печалью?

Мое сердце часто забилось, и на мгновение мне показалось, что я не смогу выдавить из себя ни слова.

— Ничего, — с трудом ответил я.

— Поблизости есть хороший ресторан, — произнесла она, — и я собираюсь поесть там. Если хочешь, поедим вместе. Вдвоем веселее.

Первое, о чем я подумал, — что у меня нет денег на ресторан. Не знаю, догадалась ли она об этом по моему лицу или просто уже все заранее решила, но она произнесла:

— Я оплачу.

Я согласился.

Мы поднялись по лестнице и, не говоря ни слова, вышли из здания и пошли пешком. Я прислушивался к ее шагам. Непонятно почему, но меня волновал этот ритмичный стук.

В витрине ресторана красовались ряды солений и банок с компотами. Внутри оказалось безлюдно, наверное, потому что час был поздний. Подбежал официант.

— Добро пожаловать, мадам Хаят, — сказал он. — Где бы вы хотели сесть?

— Давайте мы сядем в саду.

Затем она повернулась ко мне:

— Тебе же не будет холодно?

— Нет, — ответил я.

Сад оказался небольшим мощеным патио под навесом с фонтаном посередине. Здесь были хаотично расставлены странные статуэтки, не связанные друг с другом: статуя одного из семи гномов в красном капюшоне, маленькая фигурка жирафа, гипсовая Венера, разноцветные керамические птицы, подвешенные к карнизам; кошка, похожая на рысь; принцесса в голубом платье, которая, как я предположил, была Золушкой; ангел с волшебной палочкой в руке…

Мы направились к столику, покрытому бордовой скатертью. Официант с блокнотом в руке шел за нами.

— Что ты будешь пить? — спросила меня мадам Хаят.

— А что бы вы предложили?

— Ракы?

— Давайте.

Она повернулась к официанту:

— Принеси нам двойной ракы, пожалуйста, и еще немного этих ваших вкусных закусок, но немного. Мы еще хотим хорошей пеламиды поесть.

И снова повернулась ко мне:

— Ты же ешь пеламиду?

— Ем, — сказал я.

Я чувствовал себя веткой, брошенной в воду, и просто плыл по течению.

— Ну, рассказывай, — сказала она, когда официант ушел. — Чем занимаешься? Студент?

— Да.

— Что изучаешь?

— Литературу.

— Я вообще не читаю романы.

— Почему?

— Не знаю, мне скучно… Я не знакома с писателями. Мне достаточно того, что я знаю о людях, и совсем не хочется узнавать больше от кого-либо еще.

— А чем вы интересуетесь?

— Антропологией, — ответила она.

Это был такой неожиданный ответ, что я изумленно уставился на нее с открытым ртом. Должно быть, я выдал именно ту реакцию, которую она ожидала, потому что рассмеялась самым счастливым смехом, который я когда-либо слышал в своей жизни. В этом смехе можно было услышать утренний птичий щебет, осколки хрусталя, плеск чистой воды, разбивающейся о камни, крошечные колокольчики, свисающие с рождественских елок, маленьких девочек, бегущих рука об руку.

— Мне нравится это слово, — сказала она, — вряд ли есть что-то более забавное, чем выражение мужских лиц, когда я произношу его. Иногда мне кажется, что это слово выдумали именно для этого.

Помолчав, она снова рассмеялась.

— Ты же не обижаешься из-за того, что я дразню тебя?

— Нет, — сказал я, — не обижаюсь.

Я хотел сказать: «мне нравится», но промолчал.

— Как тебя зовут?

— Фазыл.

— Красивое имя.

— Кажется, вас зовут Хаят — так к вам обратился официант.

— На самом деле меня зовут Нурхаят, но с детства все зовут меня Хаят[1].

В это время официант принес ракы и закуски, и мадам Хаят сама аккуратно поставила тарелки на стол.

Пока она их расставляла, я смотрел на нее. Ее лицо было озарено утратившим яркость светом, который нельзя было бы назвать красотой, но он был привлекательнее красоты. Свет, в котором живут безразличие, сарказм, снисходительное сострадание, распространявшееся, кажется, почти на все человечество; свет, одновременно привлекающий и предостерегающий от приближения.

— Куда ты смотришь? — спросила она.

Я почувствовал, что краснею, отвел взгляд и сказал:

— Просто задумался.

Мадам Хаят добавила воды в ракы.

— Давай, — сказала она, — здесь отличные закуски. Но не набивай желудок до отказа, оставь место для рыбы.

Закуски и впрямь оказались на высоте, а из-за того, что я давно не пил, у меня закружилась голова от ракы. И, глядя на мадам Хаят, я видел ее танцующей в платье медового цвета.

Она расспросила меня обо всей моей жизни, задавая разные простые вопросы, пока мы ждали рыбу. Казалось, я выложил ей все, что знал. Не понимаю, как это произошло, вообще-то, я не люблю рассказывать о себе. Выслушав, мадам Хаят протянула руку и с нежностью погладила меня по щеке. Мы некоторое время молчали. Ее молчание, как и радость, было простым и многозначительным, было в нем что-то, отчего боль другого человека становилась легче, или мне так показалось. Как прикосновение руки целителя.

Когда официант принес рыбу, она сказала:

— Я смотрю только документальные фильмы.

Мне показалось, что это такая же шутка, как и «антропология», но мадам Хаят была серьезна.

— Почему? — спросил я.

— Это так весело и так удивительно, — сказала она. — Миллиарды людей делятся всего на двенадцать знаков зодиака. Обладая тысячелетним опытом, они решили, что у нашего вида достаточно признаков, чтобы соответствовать только двенадцати знакам… Когда только насекомых насчитывается триста тысяч видов и каждый отличается друг от друга… С рыбами то же самое… А что вытворяют птицы!.. Космос так загадочен, в нем существует десять тысяч галактик в пугающе одинокой, единственной крошечной точке. Разве это не удивительно?

Саркастическая и нежная улыбка ни на секунду не покидала ее лица, словно Бог создал всю Вселенную, чтобы развлечь мадам Хаят и она законно пользовалась этим правом.

Она что-то слышала о Шекспире и о «быть или не быть».

— Разве это, — недоумевала она, — тайна человечества? Выбор между жизнью и смертью?

— Мне кажется, эта фраза выражает скорее нерешительность, — сказал я.

— Нерешительность? Люди, которых я вижу, очень решительны.

— В чем же они решительны?

— Они настойчиво творят глупости… Когда смотришь исторические документальные фильмы, то видишь, как одна