Свинобург - Дмитрий Бортников

Я потом весь день напеваю...

Потом они принесли мне тапочки. Так торжественно. Так важно. Легкие из серого холста тапочки и резиновая тонкая подошва. Как дебил, я начал их подробно рассматривать. Вывернул наизнанку. Они засмеялись. Может, я искал там кое-что.

Оказалось, тапочки поношенные, стираные. Слегка покореженные.

Но ничего. На вторые сутки я привык. Влезаю уже как в свои домашние. Это я только так говорю. На самом деле у меня и не было никогда этих домашних мягких штучек. Дед просто обрезал ремешки старых сандалий --- Носи не стаптывай, моя гордость засранная! ---

Он великий человек. Он читал Библию в клозете, каждый день, в одно и то же время. Вслух. Кроме того, он научил меня застегивать ширинку.

------------------------ Мадам Борнь считает меня психом! Еще бы! Ведь я улыбаюсь, когда вспоминаю деда.

Мадам Борнь должна со мной разговаривать. Это ее служба. «Что у него в голове?!», «Должна же у него быть причина?!», «Нужно быть гуманными!», «Мы же цивилизованные люди!», »Никто не должен чувствовать себя здесь угнетенным!», «Они преступники, но они — люди!» и тому подобный базар. Это хорошо. Окажись мы все в турецкой тюрьме, пришлось бы прятать яйца в задницу.

Ну и фамилия, думаю, мадам Борнь, ну и фамилия у вас...

Ей сказали, что я разглядывал тапочки, чуть не покусывал их, как монеты проверял.

--- У вас проблемы с ногами? — Почему вы не сказали раньше? --- Наш врач вас осмотрит --- Вы должны пользоваться своими правами ---

Я киваю. Она бормочет быстро. До меня с трудом доходит. Ну и ладно. В ближайшее время мне башку не снесут. Судя по ее глазам. А как от нее пахнет! Как от белья, принесенного со стужи! Как от майского луга, полного травы и охуевших пчел! Ха- ха! Так теперь пахнет персонал в тюрьме! Она предложила рассказать о своей жизни. Медленно так произнесла. Как кусок мяса голодной собаке показала. Вынула изо рта эти слова и протягивает мне. Кто откажется?

--- Расскажите --- Только спокойно --- Почему вы не можете быть в покое? --- Совсем немного --- А!!! --- Вы хотите написать?! --- Почему нет --- Можно --- Конечно можно --- Естественно, вы нуждаетесь в этом --- Это нормально --- Не правда ли? ---

Это она спрашивает у переводчика. Тот кивает. За меня кивает. А потом я киваю.

О переводчике речь потом. Тоже тема трез интересант.

Забыл сказать, что здесь нельзя ходить босиком. Не холодно, нет. Это всего-навсего «нарушение режима содержания». Полы довольно теплые, видно, что-то синтетическое проложено. Не знаю, но не дерево. Тюрьма старая, и вид хороший. Это первый признак старой тюрьмы. По левую руку замок короля Рене, а перед ним парк. На прогулке ни черта не видно, но я это место знаю. Здесь, в парке, меня однажды два американца тормознули и говорят:

--- Ты можешь нас сфотографировать? ---

Хорошо сидеть в старой европейской тюрьме! Хоть ты и ни хрена не видишь ни стен и двора! Но что-то есть... Все равно что- то есть. Может, это в воздухе. Не знаю. Из парка иногда пахнет цветами. Иногда слышен лай собак. Веселый... Их здесь вычесывают контрабандой. На меня, на голову, однажды упал клок шерсти. Я обалдел, будто снег пошел.

Есть пара новых фортов в Париже, но там воняет чем-то, и легионеров там не любят. Там все военные. А здесь, в провинции, всем насрать, все равны — стены все впитали, всю кровь, и голуби грудью бросаются на камни короля Рене, а во рву валяется старый олень, не может уж держать голову с рогами, а все живет, и женки его, помоложе, травку щиплют...

И камни-то все одинаковые, как и мы. И форма у нас с камнями одинаковая, серая. Мы здесь каждый сам по себе, как эти камни в стене, и мы одни.

-------------------------

-------------------------

Я вернул ей чистый лист. Мне стыдно, честное слово. Но что я мог поделать? Переводчик усмехнулся и сказал что-то. Они переглянулись. Мне трудно. Они это чувствуют. Они оба просто пропитаны состраданием. Это просто какие-то двуногие нотр дам де компасьон! Когда я ходил босиком, надзиратель молчал. А наутро он молча принес тапочки. «Свежие тапочки! Только что из стирки!»

Здесь все меня любят. Все.

--- Попытайтесь --- Попробуйте --- Вы же любили что-то --- Наверняка --- Вы должны нарисовать одну вещь --- Не вещь --- Нет --- А животное --- Зверя, которого вы никогда не видели ---

Переводчик делает глаза. Действительно, я выгляжу тупоголовым бараном. Все идут мне навстречу. Щелкни я пальцами — все начнут пританцовывать. Они готовы пуститься в пляс! Я опускаю глаза в конце концов.

Голос хриплый, когда долго молчишь.

--- Я любил много вещей --- Я любил птиц --- Например ---

--- Это хорошо --- Очень хорошо --- Ну --- Вот видите --- Нарисуйте --- Это ваше задание ---

Они улыбаются.

Я забираю еще пару листков и ручку «Биг». Потом мадам Борнь смотрит через стекло и надзиратель тут как тут.

Я дико хочу курить. За сигарету в камере я дал бы в задницу кому угодно! Хоть слону! Это ерунда — тренировка воли. Очень хочется курить. Это хуже всего.

У нас у всех на небе есть маленькая звездочка. Если ее закрыть рукой, все померкнет...

Один раз мадам Борнь предложила «Мальборо лайт». А потом уже нет. Руки сильно тряслись. И переводчик мучается, при мне не курит. Для него каждое собеседование пытка.

Завтра я попрошу сигарету. Больше не могу. Все. А теперь входи, Фриц. И дверь скрип-скрип, а потом тишина...

За хождение босиком могут лишить прогулки. Надзиратель новенький. Брюнет с обтянутым лицом. Даже моргает с натугой Клянусь, анус приоткрывается при этом. Еще бы, на всех не хватает кожи у Бога! Он и так экономил всегда! А так ничего, сзади особенно. Ни единой складочки!

Ходит, смотрит, а потом в дневном отчете напишет, что номер 19 тревожен. Ходит босиком. Стоит спиной к «волчку».

Если лишат прогулки, ерунда, но вот библиотека и словари — это другое дело. Я бы хотел дочитать кое-какие письма.

Для этого нужен словарь, толстый словарь. Я переписываю оттуда слова.

В Авиньоне, в этом распухшем храме, ткни в любой дом и потечет папский жир, там можно было смеяться. Сам Бог велел. Мы все там были свободны... Как заключенные на прогулке!

Мы так хотели обняться! Все! Все вместе и сразу!

Нас всех трясло! Это была любовь... Такая быстрая, как ветер... Как общая смерть!

Мы дрожали от этого ветра... А потом это ушло, и никто ни с кем не обнялся...

Нам нужно было напиться перед смертью... Как молодые бычки, мы бродим из бара в бар. Стадо бычков!

В «Псе, который курит» мы начали танцевать! Там были пары. Все пришли с девушками! Только мы были одни! Без девушек, сами по себе. Медленные танцы, быстрые танцы...