Твин Пикс: Тайный дневник Лоры Палмер - Дженифер Линч
Шрифт:
Интервал:
Остальное потом.
Ну, вот я и вернулась к тебе.
Мы так хохотали, что у нас до сих пор животы болят. Мэдди рассказывала нам, как они целовались со своим мальчиком языками, и мы с Донной прямо с ума посходили. Донна скривилась и заявила, что ей противно об этом думать, и я притворилась, что мне тоже… но если по честному. Дневник, то, когда я услыхала, как это делается, у меня в животе появилось странное, совершенно особенное ощущение. Совсем не похожее на… впрочем, неважно. Словом, мне показалось, что целоваться языками может быть очень приятным делом, и я смогу заняться им, как только у меня появится любимый мальчик. Мэдди сказала, что сперва она ужасно боялась. Но теперь она целуется таким способом уже несколько лет — и ей нравится. Я рассказала им, как в прошлом месяце вошла в спальню к родителям — они не ждали моего появления, потому что у меня тогда была высокая температура, и я не вставала с кровати, — и увидела их обоих голыми. Папа был сверху. Я сразу же вышла из комнаты, а через несколько минут ко мне пришла мама и принесла аспирин и шипучку «7-Ап». О том, что было, она не сказала ни слова. Донна говорит, что они определенно занимались сексом, я это и сама уже знала, но, похоже, им это не слишком нравилось. Мне показалось, что они просто медленно двигаются и при этом даже не смотрят друг на друга.
Мэдди предположила, что это у них скорей всего было «легкое баловство». Уф-ф-ф! Надо же, мои родители — и занимаются сексом. Какая грязь! Мне, конечно, известно, что именно из нее-то я и появилась на свет, но если я больше этого не увижу, то не стану особенно переживать. Даю тебе слово: если когда-нибудь мне придется заниматься сексом, то я постараюсь извлечь из него гораздо больше удовольствий, чем они.
Только что у нас были мама с папой, чтобы пожелать спокойной ночи. Они сказали Донне, что ее родители по телефону просили передать, что завтра ей не надо будет идти в церковь, так что она может остаться у нас ночевать. Мы все очень обрадовались этому.
Папа попросил, чтоб мы все закрыли глаза и держали ладонь открытой, а потом вложил в каждую протянутую руку по шоколадке. Попросил только, чтоб мы ничего не говорили маме. После него пришла мама и дала мне небольшой пакет, предупредив, что отец не должен про это узнать. В пакетике оказались еще три шоколадных батончика! Мэдди взглянула на свою шоколадку и с грустью вздохнула: «Прыщи». Больше она ничего не смогла произнести. Тем не менее, она развернула обе шоколадки и, как мы все, засунула их в рот. После этого с набитыми шоколадом ртами мы попытались исполнить «Плыви, плыви наша лодка». Тут Донна сказала, что разжеванный шоколад похож на то, что оставляет после себя Трои, и вам всем пришлось его выплюнуть.
Представляешь, какую жуткую историю рассказала нам Мэдди. Одна семья на ночь ушла из дому, а когда они вернулись, то застали у себя убийц, только и ждавших их возвращения. Там было еще много страшного, но мне не слишком, честно говоря, хотелось это запоминать. А то потом мне будут сниться кошмары. Донна вышла пописать, и Мэдди призналась, что и она тоже видит дурные сны. Ей просто не хотелось говорить об этом в присутствии Донны, потому что та может неправильно это понять. Так, однажды ей приснилось, что я блуждаю в темном лесу. Но тут вернулась Донна, и Мэдди замолчала. Интересно, видела ли Мэдди длинноволосого? Чувствовала ли дыхание ветра? Мэдди записывает в дневнике свои стихи, потому что, как она говорит, это куда веселее, чем все время пользоваться теми же самыми скучными, обычными словами. И потом, если кому-нибудь в руки попадет дневник, то этот человек навряд ли сумеет понять все, что там написано. Одно дело проза, а другое — стихи. Надо будет завтра самой попробовать.
Остальное потом.
Ха! Говорила же я, что сумею заставить Донну закурить. Мэдди вытащила из пачки одну сигарету и закурила сама, потом протянула ее мне, чтобы я попробовала. Мне понравилось выдыхать изо рта дым. Как будто я выпускаю из себя колышущегося, струящегося, танцующего Духа. Мне казалось, что я совсем взрослая женщина, вокруг меня сидят люди, глазеют — и завидуют. Даже Донна сказала, что я выгляжу по-настоящему взрослой, когда курю. А ведь я даже не затягивалась! Интересно, что бы я почувствовала, если бы на самом деле сделала затяжку?
Очередь была за Донной, и, прежде чем она успела отказаться, я выпалила: «Я рада, что попробовала, и вовсе не обязательно повторять, если не захочется». Тогда она взяла сигарету и выпустила вверх несколько колечек дыма. Донна тоже неплохо смотрелась с сигаретой, во рту, во тут она чего-то испугалась, глотнула дым и громко закашлялась, так что нам пришлось срочно погасить сигарету и проветрить нашу крепость — на случай, если бы мама и папа вдруг проснулись и решили к нам заглянуть. Для себя я решила, что как-нибудь куплю пачку сигарет и буду держать ее, как это делает Мэдди. Уверена, что у меня курение не войдет в привычку. Для этого я слишком осторожна.
А сейчас мы ложимся спать, и все прощаемся со своими дневниками. Спокойной тебе ночи. Думаю, что мы с тобой станем хорошими друзьями.
С любовью, Лора.
29 июля 1984
Дорогой Дневник!
Вот мое стихотворение:
Хватит света ему, чтоб в меня заглянуть,
Я ж его различить вдалеке не могу.
Под окном он стоит,
Чтоб с улыбкой схватить,
Закружить, завертеть.
Выходи, говорит, поиграй;
Нет, лежи, нет, лежи — не вставай.
Мое платье и все мои волосы -
Тот же лес и обрывки стихов.
Вот он радом совсем,
Но его ведь здесь нет,
Вот он рядом — зову,
Но ни слова в ответ.
Я кричу, а меня
Не услышит никто.
Я шепчу, а он думает,
Только ему.
В горле сами собой застревают слова
Мне все кажется это расплатою за
Мой будущий грех.
И никто, и никто не приходит помочь.
Он смеется:
Спи, крошка, теперь уже ночь.
30 июля 1984
Дорогой Дневник!
Мэдди привезла с собой целую кучу одежды и заставила меня все перемерить перед зеркалом. Она, должно быть, чувствовала, что я чем-то удручена… так мне кажется. Некоторые из ее вещей были очень красивые. Мне нравилось, как они на мне сидят. Особенно хорошо я смотрелась в туфельках на высоком каблуке, короткой юбке и таком прелестном белом пушистом свитере.
Мэдди, глядя на меня, сказала, что я напоминаю ей Одри Хорн. Это дочь Бенжамина Хорна, у которого работает мой отец. Бенжамин очень, очень, очень богатый. Одри — красивая девочка, но тихоня и бывает вредная. Ее отец не обращает на свою дочь особого внимания, и, может, потому она себя так ведет. Со мной же он всю жизнь, сколько я себя помню, всегда нежен. Каждый раз, когда, «Грэйт Нозерн» устраивает вечеринку или какое-нибудь другое сборище, Бенжамин сажает меня к себе на колени и начинает тихонько мурлыкать мне песенку. Иногда я чувствую свою вину перед Одри: когда она видит это, то ей, должно быть, становится так нестерпимо грустно, что она часто убегает из комнаты и не возвращается до тех пор, пока ее мать не приведет ее обратно. Бывает, правда, что мне делается даже приятно, когда она убегает. Тогда я становлюсь как бы центром внимания, и для него я дороже собственной дочери. Понимаю, это не очень приятно говорить, но я хочу быть честной.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!