Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд

где ты продаешь сиропы, причем их вкусы связаны с твоими песнями. Показываешь покупателю бутылек и такой: «Мягкий вкус с нежными нотками малины; идеален для июльской страсти». Или: «Привкус соленой карамели напоминает о морском ветерке на Лайтхаус-Бич».

– «Лизни разок – и уже не забудешь», – подхватил Дэнни. Между прочим, когда идею для скетча развивают, это куда весомее, чем просто похвала.

Ноа с виду не обиделся, хотя моя затея опять его скорее удивила, чем посмешила.

– Вроде описаний вина, только для сиропов?

– Подумай пока, можем и поменять, если не нравится.

Третьей идеей, которую я собралась сдать на читку, однако не упомянула из-за ограничения, было пригласить Ноа поучаствовать в «Трещотке». «Трещотка» – это моя серия скетчей, основанная на певческом конкурсе «Американские легкие», который транслируют по той же телесети, что и «НС», только снимают в Лос-Анджелесе. В передаче трое известных музыкантов дают участникам советы. Спародировала я тот отрывок, где двое судей-мужчин битый час твердят судье-женщине, что она очень уж говорлива и долго разжевывала конкурсантам их ошибки, а сами отчитывают ее куда дольше – и все это из реальной передачи, не выдумка. Ведущая даже не опровергла обвинение, только добродушно ответила: «Знаю, ребята! Что тут скажешь? Вот такая я трещотка!» Меня прямо взбесило!

– Спасибо, Салли. – Найджел кивнул сценаристу около меня: – Патрик?

Пока Патрик рассказывал о скетче, в котором Трамп переплавляет свои золотые унитазы на пломбы, я наблюдала за приторно-красивым лицом Ноа Брюстера, а он наблюдал за лицом Патрика. Я поглядывала на Брюстера, то и дело отводя глаза, почти три часа – столько у нас длятся совещания с гостями. Перед тем как всех отпустить, Найджел по обычаю спросил у Ноа, есть ли у него свои идеи для скетчей. Изучив Брюстера, я уже не считала его тугодумом. Он часто улыбался и смеялся, но не перебарщивал, стараясь угодить. Я волей-неволей зауважала за спокойную просьбу кое-что объяснить, и все-таки злость за отношение к «Правилу Дэнни Хорста» не утихла.

Снова оглядев комнату, Ноа объявил:

– Послушал я вас и теперь еще сильнее предвкушаю следующую неделю. Побаиваюсь немного – и все-таки предвкушаю. Я на все ваши варианты готов, своих планов у меня в общем-то и нет. Признаюсь, работаю над одной идейкой, сам пытаюсь кое-что написать. Надо еще подумать перед читкой. А что до ваших скетчей – я на любой согласен.

«Кроме того, где ты на свидании с девушкой некрасивее тебя», – мысленно поправила я. Вдруг раздалась протяжная, гулкая отрыжка, и сразу появился противный запах – зловонная вариация буррито, съеденного на завтрак. Я метнула взгляд в сторону Дэнни, а тот поджал губы и комично выпучил глаза, мол, «Упс!». Я нахмурилась. Отрыжка, разумеется, часть жизни, но неужели нельзя было дотерпеть полминутки до конца совещания?

Патрик, сидящий между нами, наклонился ко мне и прошептал:

– Это ты, да?

Понедельник, 16:47

Дэнни вошел в наш офис с банкой «Ред Булла», когда я отвечала на электронные письма.

– Здоро́во, Смеюшка. – Он сел в компьютерное кресло и подкатил ко мне. Офис узкий, и наши столы разместили бок о бок, иначе не поместился бы диван. – Как продвигается величайший сценарий Америки? – спросил Дэнни, ткнув пальцем в экран компьютера.

– Никак. Я объясняю своему агенту, что не хочу писать… – изобразила я кавычки, – «забавный мультик для производителей экологически чистых спринцовок».

– А сколько платят? Может, и я хочу написать забавный мультик для производителей экологически чистых спринцовок.

– Десять тысяч, только имей в виду, что спринцеваться вообще-то вредно, да и «экологически чистые» – явно туфта. Вагина – самоочищающийся орган.

– Твоя, может, и да. Хотя согласен, десять тысяч – жалкие гроши. Я продаюсь только за шестизначную сумму.

Скорее всего, Дэнни зарабатывал примерно как я. В «НС» он был самым молодым ведущим «Новостного отдела» – серии скетчей, эдакой телепередачи внутри телепередачи, – плюс иногда писал сценарии или играл в других скетчах, а значит, как актер и по совместительству сценарист, работающий два года, он зарабатывал приблизительно столько же, сколько сценарист с девятилетним стажем, никогда не выступавший на сцене. А именно, по двенадцать тысяч за эпизод, то есть двести пятьдесят две тысячи в год – негусто для работы на телевидении с несколькими ночными сменами в неделю, зато баснословно много в сравнении с каким-нибудь учителем четвертых классов. И потом, даже если Дэнни зарабатывал не больше меня, он в последнее время мелькал в кино, а я проводила лето за куда менее прибыльными занятиями – читала и путешествовала.

– Так, мне нужен твой совет, – начал Дэнни. – Аннабель психует: недавно узнала, что у нас знаки зодиака несовместимые. Белли – Рыбы, а я – Стрелец.

– О Господи! Как вы вообще ухитрились так долго встречаться?

– Тебе-то смешно, а она эту хрень воспринимает всерьез.

– Она не знала, когда у тебя день рождения?

– Белли вчера советовалась со своим астрологом, и та ей заявила, что между нами есть подлинная связь, но стили общения не гармонируют друг с другом, и я не смогу сопровождать ее на пути к духовному исцелению.

Я закусила губу.

– Смейся-смейся, – пожаловался Дэнни. – Я все равно ее безумно люблю.

– А как обстоит дело с твоим духовным исцелением?

– С моим? – Дэнни отмахнулся с притворной скромностью. – Я исцелен на все сто, Смеюшка.

Как ни возмущала меня эта парочка, как бы я ни смеялась над ними в новом скетче, который сегодня предложила, – все равно трогательно, что Дэнни любил Аннабель всему вопреки. Такие искренние, непосредственные, полные безрассудных надежд – они шагали вслепую и были обречены на крах. Ну как за них не болеть пусть даже такому закоренелому цинику, как я? Помолвка через семь недель отношений – далеко не первое громкое признание в любви. После недели свиданий они отправились в Париж и упоенно целовались перед Эйфелевой башней, а еще через две недели прокололи языки да еще запечатлели это все в соцсетях, а пресса, затаив дыхание, строчила статьи.

В общем, способность Дэнни в открытую говорить о своих чувствах меня обнадеживала – то ли в отношении зумеров, то ли в отношении мужчин вообще, то ли тех и других сразу. Полтора года назад меня мало обрадовала новость, что придется переехать из нашего с Вив офиса к Дэнни, тогда еще новенькому на «НС». Не прельщало соседство со стендап-комиком, чьи шутки скрывались под таким толстым слоем иронии, что я не всегда понимала, в чем соль, и чувствовала себя старухой. Еще сильнее меня тревожила мысль: а вдруг смена офиса не случайна и мне сделали намек? «НС» вообще и Найджел в частности славились уклончивостью, и люди зачастую даже не знали, наняли их или уволили. Неужели, усадив меня в фиговый офис с двадцатичетырехлетним новеньким, Найджел указывал мне на выход?

В начале две тысячи шестнадцатого