Ночной поезд в Инсбрук - Дениз Вудз

Фрэнсис посмотрела на часы. Двадцать пять минут пятого. Спертый воздух навечно застыл. Хотелось пить. Язык стал шершавым от сухости. Может, Ричард принесет чай. Но шло время, а его все не было. А вдруг он застрял в грязном туалете, очищая организм от какой-нибудь скверной бактерии? Или слоняется по вагону, пытаясь успокоиться любыми доступными средствами. Или болтает с теми двумя австралийцами — из купе, что дальше по коридору. Фрэнсис вернулась к своим мечтам. После Каира она еще успеет бегло ознакомиться с Северной Африкой, и там-то уж точно не будет сиднем сидеть в уютном купе, — надо в полной мере воспользоваться тем, что ей осталось.

Но отсутствие Ричарда начинало действовать ей на нервы. Она встала и, высунувшись за дверь, огляделась по сторонам. Дальше по коридору нубиец — один-единственный суданец в вагоне первого класса — стоял, наклонившись, и смотрел в нижнее окно. Не моргая, он уставился на Фрэнсис. В его черных влажных глазах читался какой-то вызов — на самом деле это было просто любопытство. Вернувшись в купе, она задумалась: а как давно, собственно, Ричард ушел? Она проспала от силы час, и теперь ей не терпелось помириться с ним. Слишком много они ссорились в последнее время, скандалы возникали на ровном месте. Пришло время высказать все начистоту, постараться объяснить ему, что она не просто боится лишиться путешествий, не просто страшится однообразия повседневной жизни. Тут был и гнев, и чувство, что ее предали…

Раньше Фрэнсис не осмеливалась говорить об этом, но, когда она влюбилась в Ричарда, она представляла его себе совсем другим. Когда они впервые встретились в гамбургском кафе, у него в ногах лежал рюкзак, а в руках он держал карту. Тогда она подумала: этот парень такой же, как она, — один из тех нечесаных странников с рюкзаком за плечами, для которых весь мир — бесконечный праздник, и они на нем желанные гости. Фрэнсис на годы застряла на этом пире и еще долго не собиралась уходить. Ведь перед ней расстилалось множество нехоженых троп, а пресыщение все не наступало. Залог успеха — вовремя избежать опасностей, в первую очередь — поноса и любви. Любовь, как считала Фрэнсис сотоварищи, так же страшна для бродяги, как хроническая дизентерия или другая какая зараза, вроде гепатита. Втрескаешься в местного или соблазнишься уютным гнездышком — надолго застрянешь на одном месте. Фрэнсис принимала правила игры, — она знала, чем чреваты любовные истории. Но Ричард — это, казалось ей, безопасно: ведь он такой же, как она. Кочевник.

Он не пытался развеять ее иллюзии. Тогда он мерил километрами Европу, как и Фрэнсис. Закончилось все тем, что они влюбились друг в друга где-то между греческими островами Иос и Парос. Когда Фрэнсис поняла, что они разные, было уже поздно. Она запала на обыкновенного туриста.

Фрэн чувствовала себя преданной и обманутой. Не тогда, в двадцать один год, когда она была влюблена по уши и ей все было нипочем, а сейчас, когда приходилось расплачиваться за совершенную ошибку. Ошибку совершила она, но винила в ней Ричарда. Ее возмущало не то, что теперь он ставил ее перед выбором, подводил черту в их отношениях, а то, что он обманом, выдав себя не за того, кем он был, вошел в ее жизнь, а теперь почему-то считал, что она примет его условия без сопротивления и без жалоб.

Трюк с исчезновением сработал. Поверженная была готова унижаться и просить прощения. Но для начала надо его найти. Фрэнсис прошла по вагону, заглядывая в каждое купе. Двое других иностранцев тоже ушли. Значит, не так уж все плохо. Возможно, они отправились в ресторан вместе с Ричардом. Прошерстив три вагона, она вошла в вагон-ресторан в ожидании увидеть за одним из пластиковых столов «Формика» Ричарда со стаканом чая. Он поднимет на нее глаза, в которых еще будет гнев, но гораздо больше боли, а она примирительным, нежным тоном попытается объясниться. «Глупенький, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, но мне так нелегко отказаться от всего, к чему я привыкла».

В вагоне-ресторане Ричарда не было, но там сидели австралийцы. На фоне элегантных суданцев, одетых в галабии, они походили в своих футболках и в шортах на кучу мусора перед древним храмом. Фрэнсис, увидев их, облегченно вздохнула. Наверняка они знают, где Ричард.

— Привет, — сказала она, чуть не падая к ним в объятия при резком толчке поезда. — Вы случаем не встретили моего друга? Высокий, чернявый…

— Высокий, чернявый? — усмехнулся один из них. — Нелегкий вопрос. Под такое описание подходят практически все в этом поезде.

— Ага, — сказал другой австралиец, — вот если бы он был приземистым и белесым, то чуток выделялся бы на общем фоне.

И друзья рассмеялись над своей же шуткой.

— Он белый, но не приземистый. Думаю, вы видели его в вагоне первого класса.

— Точно, мы перекинулись парой слов вчера вечером. Ричард, верно?

— Да! Вы его нигде не видели?

— Боюсь, что нет.

— Черт бы его побрал. Куда запропастился? Никак не могу найти.

— Все же далеко ему уйти вряд ли удастся, правда?

Фрэнсис вытерла лицо шарфом.

— Ну конечно. Если встретите, будьте добры, скажите, что я его искала.

— Обязательно.

Вернувшись в купе, Фрэнсис решила успокоиться и трезво все обдумать.

Волноваться незачем, — люди не исчезают из поезда на полном ходу.

В вагоне ни звука, в купе первого класса — ни души, кроме австралийцев, нубийца и ее. Высунув голову в незастекленное окно, она крепко зажмурила глаза, чтобы в них не попали поднятые ветром песчинки. Ричард играет с огнем. Он выразил недовольство — допустим, в чем-то он прав. Но прятаться в скором поезде «Долина Нила» не только не смешно, но и нечестно по отношению к ней. Где бы он ни скрывался и как бы сильно они ни поссорились, с его стороны жестоко так надолго исчезать. Фрэнсис втянула голову в плечи. «Черт, впереди еще один долбаный скандал».

Нубиец, стоявший тогда в проходе, заглянул в купе, проходя мимо. В своих белых одеждах и тюрбане он был чистой воды привидение.

Фрэнсис просидела не двигаясь битых полчаса, медленно закипая от злости. В последнее время с ней не так уж приятно было путешествовать. Ну и что с того. Такого наказания она явно не заслуживала. А если и так, ведь Ричард всегда был таким миротворцем, утешителем, он не из тех, кто любит затягивать ссоры. Но на этот раз, судя по всему, дело обстояло иначе. Никогда раньше он так не взрывался. Как это не похоже на него! Наверное, примирения придется ждать несколько дольше обычного. Фрэнсис проклинала себя за то, что была слишком эгоистичной, зацикленной на своих переживаниях; она намеренно занижала его достоинства, презрительно отзывалась о его жизненных планах и никогда не придавала значения его успехам. За то, что Ричард серьезно относился к своей работе, называла его старомодным. За то, что ему хотелось обзавестись семьей и домом, обвиняла в отсутствии воображения. Вероятно, Фрэнсис была слишком строга к Ричарду, но какое это было безрассудство — влюбиться в него! Он и был тем гепатитом, которого надо было опасаться, той изнурительной дизентерией, из-за которой приходится возвращаться домой. Почему она разглядела это только тогда, когда уж ничего было не изменить?