Российское гражданство. От империи к Советскому Союзу - Эрик Лор

Принимая во внимание сказанное выше и используя подход к гражданству как к совокупности прав, можно охарактеризовать анализ российского гражданства как исследование процесса перехода от существовавшего при старом режиме подданства, основанного на социальной иерархии, к гражданству новых властей, основанному на принципе равенства прав и обязанностей всех жителей страны. Этот сюжет столь невероятно сложен и важен, что исследование гражданства легко может обернуться изучением социальной и юридической истории российского крестьянства, дворянства и купечества в период перехода к новой исторической эпохе. Социальная и юридическая история данного переходного периода прослеживалась неоднократно и основательно[7].

Но в исследованиях гражданства оно гораздо чаще рассматривается совсем иначе – как институт, определяющий принадлежность к государству. Используя это определение, мы можем сосредоточиться на вопросах, обычно поднимаемых при изучении гражданства: на натурализации, денатурализации, иммиграции, эмиграции и миграционной политике, – на темах, которым исследователи российской истории уделяли мало внимания.

Февральская революция 1917 года привела либералов к власти. Одним из первых их действий стало провозглашение равенства прав для всех граждан, что было очевидным свидетельством терминологического перехода от подданства к гражданству. Я использую два этих слова в соответствии с только что изложенной историей терминологии, однако совершенно точно не имею в виду, что в 1917 году произошла внезапная смена концепции. В 1906 году российские подданные были во многих отношениях ближе к гессеновскому толкованию понятия «гражданство» (идеальному типу, предполагающему равенство прав и обязанностей для всех жителей государства), чем советские граждане в 1926-м.

Все это не означает, что в данном исследовании не будет затронута тема прав и обязанностей. Скорее, в книге понятие границы гражданства рассматривается как зависимая переменная, то есть то, что находится в фокусе внимания. Права же и обязанности различных групп населения часто являются важными независимыми переменными, чью роль в объяснении деталей и тонкостей политики, проводившейся на границе гражданства, трудно переоценить.

Гражданство и история России

Эта книга начинается с обсуждения истоков и эволюции российской политики подданства и реальных практик вплоть до середины XIX века. До XX века ксенофобия, изоляция и сравнительно непроницаемые границы подданства не были характерны для России. Конечно, временами общество и некоторые органы власти были весьма неблагосклонны по отношению к инородцам, и эта неблагосклонность становится для нас предметом внимательного изучения. Однако государству чаще всего удавалось подавить подобные силы во имя модернизации. В самом начале своей истории оно выработало подход к политике подданства, который я обозначаю лозунгом «Привлекай и удерживай». Людей постоянно не хватало, и казалось, что иммиграция и натурализация помогают наращивать экономическую мощь империи, тогда как эмиграции и денатурализации следовало всячески избегать по тем же самым причинам. В XIX веке ситуация изменилась: перенаселенность сельской местности превратилась в проблему, тем не менее сам подход сохранился. Я утверждаю, что подход «Привлекай и удерживай» оставался определяющей чертой российской миграционной политики вплоть до 1914 года.

Подробный анализ начинается с проведенных в 1860-х годах Великих реформ царя Александра II, положивших конец крепостному праву и направивших Россию по пути модернизации и индустриализации. Одним из первых событий эпохи Великих реформ стало реформирование законов о гражданстве, упростившее для иностранцев процесс иммиграции и ведение дел в России. Так была установлена связь между модернизацией и интенсивным взаимодействием с окружающим миром, ставшая ключевым фактором для большинства направлений российской политики гражданства в течение следующих пятидесяти лет. Ретроспективно этот период можно рассматривать как первую эпоху российской глобализации. Всего лишь за пару десятилетий пересечение границ превратилось из редкого события, переживаемого группами населения, в обычное, повседневное явление множества частных жизней. Если в 1850-х годах было зарегистрировано примерно 40 000 пересечений границы как российскими, так и иностранными подданными, то к середине 1860-х их было почти 100 000, в 1900 году – четыре миллиона, а в 1909-м – более десяти миллионов (см. таблицы 1 и 3–7 в приложении I). Данное исследование взаимодействия российских граждан и иностранцев также имеет своей целью пролить новый свет на четыре взаимосвязанные проблемы российской истории: роль национальности; демографическую политику; природу государства и его сравнительную мощь; стратегии экономической модернизации.

Сложные взаимоотношения понятий «гражданство» и «национальность» – центральная тема этой книги. По меньшей мере с Великой французской революции (долгое время считавшейся одним из важнейших событий, сформировавших современное понятие гражданства) существовала тесная связь между гражданством и национальностью. Натурализация по сути своей превратилась во Франции в клятву политической верности революции. Теоретически, те, кто в 1790-х годах отказался от натурализации, должны были покинуть страну[8]. С этого времени граница между гражданами и иностранцами приобрела концептуальное и практическое значение, а принцип, согласно которому только граждане являются членами национальной общности, сделался общепризнанным. Согласно классической типологии Роджерса Брубэйкера, в Германии гражданство и национальность были связаны совсем иначе: там рабочими принципами политики гражданства стали происхождение и родословная. Такая политика позволила немцам, поколениями жившим за границей, сохранять, обновлять или вновь обретать гражданство. Одновременно она делала натурализацию почти недоступной для людей других национальностей, даже если те были рождены в Германии. Важно, однако, что и в Германии, и во Франции государство стремилось к смешению понятий гражданства и национальности. По сути дела, все «национальные государства» в той или иной степени пытались объединить гражданство и национальность – и фактически, и терминологически.