Крест и нож - Давид Вилкерсон

Я снова начал ходить по кабинету взад и вперед, и всякий раз, проходя мимо стола, я обращал внимание на журнал.

"Господи, есть ли в этом журнале что-нибудь такое, что мне необходимо увидеть?" — спросил я вслух. Мой голос прокатился эхом в пустом доме. Я уселся в свое кожаное кресло, мое сердце стучало так, как будто я стоял на пороге чего-то очень важного и большого, чего я не мог понять. Я открыл журнал. Взгляд мой остановился на рисунке, который был выполнен карандашом, на котором были изображены семеро ребят, и слезы покатились по моему лицу.

На следующий день, в среду, в нашей церкви была служба. Я решил рассказать церкви о своих ночных молитвах и о том, что из этого вышло. Вечер в среду выдался холодным, шел снег. В церкви собралось мало народу.

Я подумал о том, что фермеры побоялись задержаться в городе из-за ненастья. И даже те две дюжины горожан, многие из которых опоздали, заняли места на галерке, что всегда служит неприятным знамением священнику: это значит, что ему придется обращаться к бездушной массе людей. Я даже не старался вести службу в этот вечер. Я попросил всех сесть поближе, потому что хотел показать им кое-что. Я раскрыл "Лайф".

— Вглядитесь в эти лица, — сказал я и рассказал им, как я рыдал, глядя на эту картину, и как я получил указание от Бога ехать в Нью-Йорк, чтобы помочь этим ребятам. Мои прихожане смотрели на меня окаменевшими взглядами, и я знал, почему. Любое чувство, кроме симпатии, могло возникнуть у людей, видевших лица этих ребят. Я не мог понять своей собственной реакции. Потом случилась удивительная вещь, когда я сказал своим прихожанам, что собираюсь ехать в Нью-Йорк, но у меня нет денег. Несмотря на то, что было очень мало народу, и они не понимали, что я собираюсь делать, они молча, один за другим подходили к столу и клали свои пожертвования. Было собрано 75 долларов, как раз достаточно на дорогу в оба конца на машине.

В четверг я был готов к отъезду. Позвонив Гвен, я объяснил ей, что я собирался делать.

— Ты действительно чувствуешь, что тобой руководит Святой Дух? — спросила она.

— Да, дорогая.

— Не забудь взять с собой несколько пар теплых носков.

Рано утром в четверг я и Майлз Хувер, директор молодежной организации в церкви, отправились в путь. Никто не пришел провожать нас, что лишний раз свидетельствовало об отсутствии поддержки этой затеи. Я сам чувствовал это и постоянно задавал себе вопрос: почему я еду в Нью-Йорк со страницей из "Лайфа" в кармане? Я не мог понять, почему у меня сжималось сердце при виде этих ребят.

— Я боюсь. Майлз, — в конце концов признался я.

— Боишься?

— Боюсь, что я делаю глупость. Я бы очень хотел убедиться в том, что это истинно воля Господа, а не мое опрометчивое решение.

Некоторое время мы ехали молча.

— Майлз, я хочу кое-что попробовать. Возьми свою Библию, открой её наугад и прочти мне отрывок, на котором остановится твой

палец.

Майлз неуверенно посмотрел на меня, но выполнил мою просьбу. Он прочел про себя и молча повернулся ко мне.

— Ну что? — спросил я.

Отрывок был из 125 Псалма, стихи 5 и 6: "Сеявшие со слезами, будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена, возвратится с радостью, неся снопы свои".

Мы были воодушевлены этим добрым знаком, он очень помог нам по пути в Нью-Йорк. но как оказалось, то был последний такой знак в течение долгого времени.

Мы прибыли на окраину Нью-Йорка по 46 маршруту, который соединяет Нью-Йорк с Джордж Вашингтон Бридж. Во мне вновь заговорил голос разума. Что я буду делать, добравшись до другого конца моста? Этого я не знал.

Нам нужен был бензин. Мы заехали на автозаправочную станцию неподалеку от моста. Пока Майлз возился с машиной, я достал из кармана "Лайф", зашел в телефонную будку и позвонил прокурору округа, упомянутому в статье. Когда, наконец, я дозвонился, то старался говорить с чувством собственного достоинства, как пастор, выполняющий волю Всевышнего. Но это не произвело впечатления.

— Прокурор не потерпит никакого вмешательства в это дело. Всего хорошего, — на другом конце провода положили трубку.

Я вышел из телефонной будки и остановился возле бензоколонки, стараясь собраться с мыслями.

Мы были в 550 км от дома, уже темнело. Мной овладели безысходность, апатия, панический страх. Я чувствовал себя одиноким. Здесь, в темноте, на заправочной станции, после такой неудачи, указания, полученные мной от Бога в моем приходе, уже не казались мне такими убедительными, как раньше.

— Эй, Дэвид, — позвал меня Майлз, — мы загораживаем дорогу.

Мы выехали на магистраль, и нас тут же поглотил гигантский поток транспорта; мы бы даже не смогли развернуться, если бы захотели это сделать. Я никогда не видел такого множества машин, спешащих куда-то.

А каков был вид на мост! Река красных огней справа — горящие задние огни автомобилей, и белые фонари встречного движения, и над всем этим выплывающая из ночи линия горизонта. Неожиданно я ощутил свою провинциальность.

— Что же мы будем делать дальше? — спросил я Майлза, когда мы подъехали к концу моста, где множество знаков указывало направления во все концы. Но нам эти названия ничего не говорили.

— Когда не знаешь дороги, — сказал Майлз.

— Держись впереди идущей машины.

Как выяснилось, впереди идущая машина направлялась в Манхэттан. Мы последовали за ней.

— Послушай-ка! — воскликнул Майлз после того, как мы проскочили один перекресток на красный свет, чуть не наехав на полицейского, укоризненно покачавшего нам вслед головой.

— Вот улица, название которой мне знакомо, — Бродвей.

Знакомое название улицы в незнакомом городе для нас было, как встреча со знакомым человеком. По Бродвею мы ехали до Таймсквера. Проезжая мимо одного театра, где большие буквы афишировали фильмы "Обнаженные секреты", "Любовь без любви", "Девушка в ночи", "Стыд", и полицейский едва сдерживал напор подростков, хотя на афише было написано: "только для взрослых", мы вспомнили тихие вечера в Филипсбурге.

Проехав несколько кварталов, мы очутились в Мейси, затем у магазинов Гимбельса. Эти названия были мне знакомы. Гвен заказывала отсюда вещи. Я вспомнил, что теплые носки, которые она наказывала мне взять, тоже были из Гимбельса. От этого названия веяло чем-то надёжным. И поэтому я старался держаться поближе к ним.

— Давай-ка поищем отель поблизости, — предложил я Майлзу.

Напротив как раз был отель "Мартиник". Мы решили остановить свой выбор на нём. Но возникла проблема с парковкой автомобиля. Возле отеля была стоянка, но когда служащий у ворот сказал, что следует заплатить два доллара за ночь, мы торопливо выехали на улицу.

— Это потому, что мы из провинции, — сказал я Майлзу, удаляясь на такой скорости, которая, как я надеялся, выражала моё негодование. — Они думают, что могут вытворять всё, что им вздумается, если ты приезжий.