Панама Андерграунд - Зарка

получу два евро с каждой проданной книги, тогда мне отойдет сорок тысяч. А с сорока тысячами я протяну два года в Панаме и десять – в Паттайе.

Я отодвигаю занавеску душа:

– Эй, Дина, классная идея про путеводитель. Я сейчас как раз об этом думаю!

Она посылает мне воздушный поцелуй и закуривает.

«Панама, город грехов» — гид по парижским подворотням. Я мог бы посвятить одну главу лесу Бубу[9], другую – барам с проститутками на Пигаль, еще одну – станции «Барбес». Мы с моим товарищем Бибо и кучкой его бездомных друзей могли бы пройтись по площади Нации. Еще я мог бы написать про Азада и афганских беженцев, слоняющихся вдоль канала Сен-Мартен, о Себе и скинхедах из XV округа, погрузиться в катакомбы с моим приятелем Комаром и нарыть сведения о китайской мафии в районе Бельвиль…[10]

Блин, мне действительно есть из чего состряпать офигенную вещь и заработать кучу бабла, да так, что на платиновые яйца хватит!

Глава 2. Бельвильское гетто

На часах 17:30. Я снова беру в руки косячок, который вот уже полчаса как лежит забытый в пепельнице, и, недолго думая, взрываю его. В соседней спальне, словно медведь, храпит Азад. Он всю ночь курил тарьяк – опиум – вместе со своими дружками Клаасом и Файазом, афганцами с набережной Вальми. Удобно усевшись на диване перед компом, я размышляю о том, как мог бы начать свой гид по злачным местам Панамы. Опция разродиться вступлением или предисловием, чтобы представить публике произведение, кажется мне немного типичной для жанра. Лучше всего было бы бабахнуть сразу, с первого же абзаца, – с самого порога потащить читателя в подворотни Панамы. Например, начать с рассказа какой-нибудь брутальной истории, с чего-то очень жесткого и личного.

Мы с Диной знали некую Камилу, дилершу кокаина, на мотоцикле развозившую порошок по Парижу. Эта баба раньше работала стриптизершей в Pink Paradise, а после стала снабжать коксом всех проституток столицы, баб, нанимаемых ресторанами, чтобы клиенты покупали больше выпивки, хостес на Пигаль, трансвеститов из леса Бубу и порноактрис. Когда-то я подумывал нацарапать книжку об этой телке. Кстати, я предложил себя в качестве раба-писаки, чтобы состряпать ее автобиографию. Но в ноябре 2014 года ее труп нашли на помойке у ворот Берси. Об этом писали в газете Le Parisien. Начать мой гид с подобной истории, с такого довольно грязного происшествия, было бы классно.

Мне приходит СМС от моего приятеля Слима: «Фсе я дома прихади када хочет». Я докуриваю свою самокрутку, выключаю компьютер и тащусь в спальню к Азаду, чтобы стырить у него футболку. Все мои уже грязные, мне бы сходить в прачечную. Брательник хорошо дрыхнет в своей постельке с открытой пастью и трусами на глазах, защищающих их от солнечного света: в нашей хате на окнах нет ни штор, ни жалюзи.

Я беру черную футболку и, раз уж возникла такая маза, прихватываю еще и толстовку. Выскользнув из комнаты, я натягиваю шузы на ноги. Направление – Бельвиль. Я иду к моему приятелю Слиму на район, где полно разных гетто, таких как Ребеваль, улица Пиа, 140-й дом и жилой комплекс Рампоно. Есть чем забить мой путеводитель. В этом месте проходит внушительный трафик наркотиков, и именно в Бельвиле можно найти лучший гашиш и лучший кокс в Панаме – экспертное мнение. Кстати, с конца 70-х годов этот район стал вторым по значимости панамским чайна-тауном после китайского квартала XIII округа. Помню, в 2007 году один журналюга внедрился в азиатскую общину в Париже. В его документалке китайско-камбоджийский крестный отец на камеру показывал гранаты, помповое оружие, пистолеты Magnum и Beretta.

Надев куртку, я двигаю на Бельвиль.

Иду вдоль бульвара Вилет, бросая быстрые взгляды на прогуливающихся около меня девушек. Этим китаянкам около сорока лет, и они продают свое тело по тарифу пятьдесят евро за трах. Постоянные клиенты могут сторговаться – в основном это арабы на пенсии. Однажды после веселенького вечера я попробовал переспать с одной из таких в квартирке вроде тех, где нелегальные мигранты стряпают пельмени. Там было мрачно, ужасно воняло, проститутка раздваивалась перед моими глазами, и у меня не вставал. Помню, меня вырвало в умывальник, стоявший в спальне.

Я останавливаюсь, чтобы прикурить косячок, и замечаю Виржини Депант, выгуливающую черного бульдога на центральной аллее. Не знал, что писательница в стране: я думал, что она в Испании. Насрать. Я продолжаю идти по бульвару Бельвиль, почти задевая столики на террасах «Туниса-Туниса» и «Кифоли», двух тунисских ресторанов, одним из которых владеют арабы, а другим – евреи. Поворачиваю налево к улице Рампоно. Вообще-то, мой брательник Слим с улицы Пиа, но вот уже пять лет он живет здесь, в сити РПН. Он более или менее хорошо знает всех прохвостов XX округа; знает, кто продает наркоту на районе, кто ворует, кто грабит китайских продавцов или с помощью подъемного крана срывает с земли банковские аппараты.

Я подступаю к дверям логова. Редуан и его стая оккупировали бетонный вход, словно попрошайки. Исходящий от них запах анаши щекочет мне нос. Это черный, богатый на специи гашиш, должно быть, афганский или непальский. Признаюсь, я не корчу из себя храбреца, особенно в этой зоне. Здесь меня плохо знают, и этим малявкам я не очень-то нравлюсь. Парнишки из РПН не в ладах с хахалем Дины и особенно с его младшим братом – Уалисом. По логике этих бродяг, друзья моих врагов – мои враги.

Я погружаюсь в гетто. Редуан приветствует меня неуверенным кивком. Это что-то среднее между «привет» и «да пошел ты!». Я оказываюсь на лестничном пролете «А» и пересекаю холл, охраняемый многочисленной командой дозорных. Я делаю вид, что не замечаю их. Темнокожий парень, только вышедший из периода полового созревания, харкает мне под ноги:

– Эй, это ты – тот тип, который якшается с парнями с Барбес?[11]

Как со мной разговаривает этот сопляк?

– Что? – я ловлю его взгляд. – Есть проблемы?

Спеси в том мелком ублюдке не поубавилось: его руки скрещены, а спина прижата в стене холла. Он говорит нарочито спокойно:

– А тебе че? И че ты сделаешь? Здесь ты на моей территории, и мне насрать, что ты знаком со Слимом! Знаешь что? Лучше помалкивай, а то мы тебя отпиздим!

Дерьмо! Гол в его пользу. Если я открою варежку, не уверен, что уйду отсюда целым. Правда в том, что я действительно не на своей территории.

Я