Что случилось с экспедицией Русанова. Версии и находки - Андрей Н. Зобнин

Баренцева моря уже выстроена не по температурным характеристикам, которых у Русанова было до крайности мало, а по предполагаемому им кинетическому режиму водных масс. Ссылаясь и здесь на исторические источники предшествующих экспедиций (дрейф «Тегеттгофа» в экспедиции Вайпрехта и Пайера), рассказы самоедов, собственные наблюдения и предположения, В. Русанов возражает, не имея для этого действительно научных оснований. Он задается вопросом «как могла не заметить Гольфстрема Мурманская научно-промысловая экспедиция, имевшая в своем составе крупные научные силы и пользовавшаяся большими средствами в продолжение многолетней своей работы» и объясняет это тем, что исследователи, измеряя температуру и соленость водных слоев, оставили без внимания динамику остывших ветвей Гольфстрима, которые, по мнению Русанова, и являются причиной Карской полыньи. «С понижением температуры Гольфстрема, – писал он, – с уменьшением его калорифической энергии далеко еще не уменьшается его механическая мощь, не исчезает его способность уносить с собой льды к северу и очищать путь в Сибирь вокруг северной оконечности Новой Земли, вокруг мыса Желания»[7].

Даже при самом поверхностном сравнении гидрологических материалов Мурманской научно-промысловой экспедиции и 2-й Новоземельской экспедиции становится понятным их несоизмеримость в объеме научных данных. При всей исторической значимости плавания «Дмитрия Солунского» вокруг северной оконечности Новой Земли, основная цель экспедиции «…выяснить вопрос о том, насколько удобен предлагаемый торговый путь в Сибирь» не была достигнута. Ледовая обстановка не позволила провести необходимые в таком случае научные исследования вод, омывающих северную оконечность острова. Одного 50-километрового гидрологического разреза к северо-востоку от мыса Желания, на который ссылается В. Русанов в своей работе, было явно недостаточно, чтобы сделать вывод о влиянии Гольфстрима на ледовую обстановку северной части Карского моря.

Участники 2-й Новоземельской экспедиции с Архангельским губернатором, 1910 г.

В настоящее время известно, что течения Баренцева моря играют здесь самую последнюю роль. В период навигации по Северному морскому пути выбор наилучшего курса от мыса Желания к острову Диксон определяется положением Северного Карского и Новоземельского ледяных массивов. Если преобладают северные ветры и интенсивность Обь-Енисейского течения недостаточна, то лед Северного Карского ледяного массива держится к западу от острова Свердрупа, а Новоземельский ледяной массив отходит на юг вдоль восточного побережья островов Новая Земля. С преобладанием ветров южных направлений лед относится Обь-Енисейским течением далеко к N[8].

Несмотря на критические замечания в адрес современной науки, В. Русанов понимает, что прежние его заявления имеют очень мало общего с реальным положением дел. Вспоминая свою статью «Возможно ли срочное судоходство между Архангельском и Сибирью?», он признает, что раньше, когда ему «не вполне еще выяснилась вся сложность и своеобразность организации морского сибирского пути», он скорее «ставил вопрос, чем пытался дать его решение»[9].

Оканчивая статью «К вопросу о северном морском пути в Сибирь», он приходит к очень важному для себя выводу, выделяя несколько равнозначных по ледовой обстановке направлений входа в Карское море с запада: проливы Югорский Шар, Карские ворота, Маточкин Шар, вокруг северной оконечности Новой Земли и высокоширотный под 78-й параллелью. Подводя итог своим размышлениям, он признает, что «к северным берегам Сибири ведет много путей, но нет ни одного, о котором можно было бы сказать, что он всегда пригоден для мореплавания. Вообще говоря, пути в обход Новой Земли с севера обещают быть менее загроможденными льдами. Но ни в коем случае их нельзя рекомендовать исключительно. Выбор того или иного пути зависит от момента, от предыдущего положения льдов и направления ветров.

При существовании наблюдательных пунктов, снабженных беспроволочным телеграфом, и при содействии разведочных судов специальные грузовые суда не только до выхода, но и в пути будут осведомлены о состоянии льдов, о направлении ветров и т. д.

Комбинируя эти необходимые для них сведения со своим географическим положением в каждый данный момент, суда всегда сумеют выбрать наиболее безопасный и удобный для себя путь»[10].

Пройдет не так уж много времени, и это заключение станет практикой плавания по СМП. В разделе «Рекомендации для подхода к Карскому морю с запада» Руководства для сквозного плавания судов по Северному морскому пути почти слово в слово повторены рекомендации Русанова. «В некоторые годы, – предписывает руководство, – лед, выносимый из Карского моря, может блокировать подход с запада к проливу Карские Ворота до 15–25 июля. Тогда более удобным может оказаться подход к проливу Югорский Шар, где лед слабее. Если же неблагоприятные ледовые условия на подходах к проливам Карские Ворота и Югорский Шар сочетаются с трудной ледовой обстановкой в юго-западной части Карского моря, рекомендуется следовать к острову Диксон, обходя острова Новая Земля с севера и огибая мыс Желания»[11].

На «Геркулесе»

Вот теперь, зная предысторию русановских устремлений, можно перейти к анализу его дальнейших действий.

Итак, 26 февраля 1912 года В. Русанову пришло письмо из Министерства внутренних дел с предложением «посвятить себя предстоящим летом руководительству организуемой экспедиции к островам Шпицбергенского архипелага». Это был момент, к которому он шел несколько последних лет. Он нисколько не сомневался, что история дала ему шанс, который бывает только раз. Русанов на небывалом подъеме писал: «Перед Россией сейчас встала беспримерно великая историческая задача. Если эта задача будет решена, если мы найдем выход сотням миллионов пудов сибирских товаров самым дешевым Северным морским путем, то мы тем самым завоюем мировой рынок»[12].

Этот внутренний призыв стал определяющим во всех последующих событиях. Экспедицию на Шпицберген он рассматривал как возможность «быстро двинуть вопрос о Великом Северном морском пути…» – цели, с которой он жил все последние годы. Участник шпицбергенских исследований 1912 года Рудольф Самойлович позже вспоминал: «Прежде чем пригласить меня в экспедицию, В. А. Русанов подробно изложил планы своего исследования арктических областей. “Моя задача, – говорил В. А. Русанов, – не ограничивается только исследованием острова Шпицбергена. Я хочу использовать свою поездку на Шпицберген также и для того, чтобы произвести гидрологические и гидрографические работы между Шпицбергеном и Новой Землей, а посетив остров Уединения, произвести геологическое обследование его”»[13]. Новые перспективы опять разожгли в нем неистовое желание открыть для России северный проход. Выполнив необходимую серию гидрологических исследований в Баренцевом и Карском морях, справедливо полагал он, можно будет уверенно говорить о динамике течений, влияющих на дрейф льдов к северу от Новой Земли, и существовании в связи с этим открытой воды до сибирских берегов.

На должность океанолога и своего главного помощника в предстоящем деле Владимир Русанов пригласил Александра Кучина. Уроженец села Кушерека Онежского уезда Архангельской губернии, Александр Степанович Кучин в 1909 году