Евангелие от Джимми - Дидье ван Ковелер

Послышался кашель, скрипнул стул, негромко звякнула чашка, поставленная на блюдце. Ручка с навинченным колпачком нервно постукивала по чистому листу блокнота на правом колене президента. В прошлом успешный сценарист, прибывший некогда из Голливуда с Рональдом Рейганом, советник по внешним сношениям, Бадди Купперман пережил четыре смены администрации. На его счету был ряд спорных, но весьма эффективных тактических операций, как то: тайные поставки оружия в Иран за освобождение американских пленных, одновременно — финансирование мятежа контрас в Никарагуа, заигрывание с Южной Кореей через поддержку тоталитарной секты Муна и «разработка» нескольких дежурных «злодеев», в том числе Муамара Каддафи и Саддама Хусейна. Первый надежд не оправдал, зато Купперман по праву гордился вторым, оказавшим стране немало услуг. На случай внутренних проблем, когда срочно требовался отвлекающий маневр, из усатого тирана он создал героя многосерийного триллера, и несколько серий были поставлены Бушем-старшим и Клинтоном — с разным, надо сказать, успехом. Но Куппермана трудно было в чем-либо упрекнуть: его ремеслом было создание интриг и сюжетных поворотов, и он, обладая неистощимой фантазией, мог сочинить все что угодно, со знаком «плюс» или «минус», на выбор. Выбирал всегда президент, и он же потом разруливал последствия, обычно жертвуя на алтарь общественного мнения какого-нибудь советника, менее полезного, чем Купперман, который только незаурядному таланту был обязан своим влиянием и рекордным стажем.

Когда он переметнулся в стан противника, финансовые воротилы, правившие страной под прикрытием выборной системы, вздохнули спокойно: присутствие Куппермана в Белом доме было гарантией некоторой последовательности в международных отношениях. Буш же младший, который терпеть не мог замашек этого агностически настроенного бонвивана, оставил его в прежней должности не для того, чтобы черпать у него идеи, а для того, чтобы он не подбрасывал их демократам.

— Что это за радиоугольная датировка? — осведомился владыка мира.

Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь звяканьем ложечек о чашки.

— Углерод-14, господин президент, — деликатно поправил Ирвин Гласснер, — это радиоактивный изотоп углерода, присутствующий во всякой живой материи, растительной и животной, в ничтожно малых и постоянных количествах. После смерти организма углерод-14 мало-помалу расщепляется, опять же с постоянной скоростью, согласно незыблемому математическому закону, поэтому его вес позволяет точно определить возраст организма.

Президент окинул взглядом друга детства и товарища по былым годам сомнений; встречаясь с ним, он всегда испытывал смешанное чувство неловкости и соперничества. Гласснер, которому он долгое время завидовал, — тот был и непринужденнее, и образованнее, и пить умел лучше, и родители его успокаивали душу своей заурядностью, — превратился в развалину. Все-таки есть в жизни справедливость.

— По-вашему, Ирвин, этому можно верить?

— Радиоуглеродная датировка слывет безошибочной, господин президент.

— Однако же, — вмешался Бадди Купперман, доставая из кармана какие-то засаленные листки, — ваш хваленый углерод датировал 24000 годом нашей эры раковины еще живых улиток, пять датировок поселения Джармо дали расхождение в пятьдесят веков, в Манчестерском музее у мумии 1770 года до нашей эры зафиксирована разница в тысячу лет между скелетом и полосами ткани, которыми он был забинтован, а одна лаборатория в Туксоне совсем недавно датировала охотничий рог эпохи викингов 2006 годом нашей эры, отправив таким образом в будущее предмет возрастом в полтора тысячелетия… Уж извините, но если говорить о безошибочных методиках, я все же предпочту маятник.

Буш скрипнул зубами и спросил, почему США не подвергли Плащаницу Христа более убедительной экспертизе.

— В то время, господин президент, нас, пожалуй, больше устраивала гипотеза о средневековой фальсификации.

Человек в сером произнес это спокойно и твердо. Оказавшись в центре внимания, он снял очки и протер их.

— Почему же? — возмутился президент. — Чтобы ослабить веру в Бога и укрепить врагов религии?

— Чтобы нам дали спокойно работать.

Затруднившись в выборе между торжеством Бога и национальным интересом, Буш помедлил. Потом, встретив вопросительный взгляд Ирвина Гласснера, сказал человеку в сером:

— Представьтесь.

— Доктор Филип Сандерсен, гематолог и генетик. В 1978 году я принимал участие в экспертизе STURP в Турине. Мои анализы подтвердили прекрасную сохранность крови, что объясняется, по всей вероятности, блокирующим воздействием мирры и алоэ, которыми была пропитана ткань. Наличие альбумина говорит о том, что это человеческая кровь, а билирубин свидетельствует, что человека долго пытали.

Он не говорил, а вещал, волнообразно шевеля бровями, излагал мысли изысканно и неспешно, хорошо поставленным голосом человека, который следит за своими высказываниями и знает им цену.

— Я провел анализ ДНК, но крови оказалось недостаточно. По ходатайству кардинала Хранителя Плащаницы 21 апреля 1988 года мне было поручено наблюдать за взятием проб для радиоуглеродной датировки, и, когда пробы были взяты, я, воспользовавшись случаем, приложил клейкую ленту к отпечаткам пяти ран, где наиболее высока концентрация крови.

Ирвин Гласснер не верил своим ушам: его коллега на голубом глазу признался — да еще с ноткой патриотической гордости — в том, что ничтоже сумняшеся выкачал для собственной надобности кровь Христову из святыни, охраняемой как ни одна в мире. Чуть подавшись вперед в белом бархатном кресле, доктор Сандерсен преподносил свое преступление — иначе не назовешь! — как вклад в американскую науку, и никого из присутствующих это, кажется, не шокировало.

— На этот раз результаты превзошли мои ожидания: ДНК, содержащаяся в лейкоцитах, подразделялась всего на триста двадцать три нуклеотидных основания, что говорит о ее глубокой древности — в современной ДНК их миллионы. Я провел ПЦР, цепную полимеризацию, позволяющую увеличить количество неразложившихся молекул ДНК. Результаты, полученные затем при помощи программ секвенирования, — проще говоря, расшифровка генетического кода распятого, — заставили меня обратиться к правительству после первого же успешного опыта. Мне, с одной моей лабораторией, были не по плечу ни ответственность, ни расходы, связанные с открывшимися перспективами.

Словно ударная волна прокатилась по Овальному кабинету. Все в изумлении раскрыли рты, кроме трех «соколов», уже изучивших досье вместе с президентом, и Бадди Куппермана, который, вне себя оттого, что администрация Клинтона не допустила его до этого дела, что-то яростно царапал ручкой на листке бумаги.

— И вы, имея на руках такие гематологические свидетельства, — вдруг вскипел профессор Макнил, — позволили нашим коллегам из Аризонского университета приписать подлинный отпечаток Христа средневековому фальсификатору…

— Отмежевав Плащаницу от исторической личности Христа, мы сохранили за собой преимущество, — объяснил Сандерсен президенту, который по-прежнему смотрел в его сторону. — Европейцы, уверившись в том, что на полотне не кровь Христова, а средневековая краска, и не подумали искать в ней ДНК…