Семь видений богатыря Родиполка - Анастасия РУТТ

Так невеста на сватанье в румянце сидела, все на богатыря глядеть боялась. Да и как на него, того молодца инородного, смотреть, когда он огненный, яркий, глаза-то враз ослепить может. И сидела та Чаруша милая, стыдливо поглядывала на молодца богатыря. Он-то на год младше ее брата Леля, восемнадцату осень после празднества Прощальницы встречать будет. Хоть и был приведен Родиполк свуянычихою Любою да вырос в деревеньке Сохте, нравы да обычаи древляничей с рождения знал, что жили здесь, но все ж инородный он был, чужеземный. Молодцы-то все деревенские волосами светлы али белы, пшеничны, а то и темно-русы, а в его волосах огонь блестит, чудный, извивается. Все те молодцы и братец ее Лель, волосы-то свои срезают, те вольно у плеч развеваются. А Родиполк-то этот все в косу плетет, словно поперек их нравам идет, свой гонор показывает. Но хоть и инородный он, красотою своею блищал, чудною, от всех отличною. Молодцы-то деревенские все лицом округлы, просты али тонки, румяны. А он-то — богатырь! Всем видный: и лицом силен, и телом. Но нет в том лице простоты пахарей, доброты конюхов, али суровостей ковалей. Красив он. Но какой — то чудною инородною красою. Белокож, упрям, остр, но с мягкостью в подбородке, укрытом рыже-золотистым пухом. Была в нем и открытость древляничей, хоть и сам он им не был. Брови его изогнуты, золотисто-огненные. Нос тонок, прям, весь в темных пятнышках- подарок от самого Ярила батюшки. Уста пухлые, материнские, бледные. Над ними легкий золотистый пух ложится в молодецкие усы. Из-за лет его младых была в том лице ранимость, а ежели его с улыбкой заметить, то становился он словно дитя малое. Но все ж в том лице более печали было, да закрывала она собою всю его красу.

Пролетел тот вечор сватанья. Сладили все родители да все обычаи соблюли — чтобы все правильно было, по нравам да по обычаям древляническим. Соединили из двух родов желто-золотые зерна, смешали все в родовой миске девицы Чаруши. А как вечор настал, так девица да молодец кормить тем зерном наседок стали, все зерно скормили, а те все склевали.

— Это все к добру, — говорили сватьи, знать, девица да молодец здоровьем богаты.

А как на небо темное взошел месяц, так девица к наседкам пошла да оттуда приплод принесла. Да не одно, а целых опять. Славили за то Верхоглядов, знать, род продолжится да детки будут. По конце вечора, с волнением, разрумянившись, поднесла Чаруша тот приплод в миске родовой молодцу Родиполку. Заволновались все, затихли. Ежели возьмет, знать, по нраву девица да невестой стала. А по осени уж женой будет. А ежели отказ даст, так и от приплода того откажется.

Родиполк стоял посередке избы, а Чаруша ему миску деревянную, расписную, с оберегами протягивала. И так она ему мила стала! Вспомнилась она ему возле леса с лукошком плетеным — она, шустрая, вмиг среди деревьев скроется. А после уж вернется, доверху грибы али ягоды сложит в лукошко свое да песни веселые напевает. Голос-то ее нежный ручейком переливается. Она легка, ступает, словно перышко падает, мягко да нежно. Невысокая, тоненькая, с узким пояском, сбегает она с пригорка да на пригорок, словно Лада младая.

Родиполк поклонился низко девице, да и взял протянутую миску. Все ожили, радостно зашумели, взвеселились. Невеста да жених рядышком сели на лаву за большой родовой стол. Братец Лель веселу песню затянул красиву сильным молодецким голосом, матери его поддержали любовно нежными голосами. Сваты и своими голосами запели, но уж грубее, более по надобности, чем от любови.

Вернувшись в свои тесны сени, Родиполк, в опервый раз за все месяцы, с самой Макуши-весны, что спал здесь, уснул, не печалясь, а даже с надеждою на свое мирное счастие.

Проснулся он, когда тихая бледно-желтая зоренька окрасила серо-синее летнее небо.

За малою зорькою, за своею доченькой, ступает батюшка Ярило, жаркое солнце. Оно, просыпаясь, по-утреннему мягко поглаживает своими руками-лучами темно-коричневую плодородную землю-матушку. А когда яро солнышко засветит в свою полну силу, то будет по-летнему жгуче да горячо. Ярило земельку да все живое: высокие сочные травы, малые низкие цветы, сплетенные промеж собою, кустарники да деревья с большими раскидистыми верхушками длинными ветвями — наделит своей целебной да чародейственной силою. Смарагдовая травушка да пестрые летние цветы, напившись той чарующей силы, сгодятся для праздника берегинюшки Лады да самого Купалы. По вечору будет празднование. Девицы безмужие нежными руками те цветы сорвут да в округлые венки-украсу сплетут, обвязывая лентами разноцветными, разными: тонкими али толстыми, а перевязавши, по реке пустят — свою судьбу примечать. А там река с Ладою судьбу-Вехоч призовут, сладят каждой девице свою.

Молодцы же ясные без дела не будут, девкам подмогу окажут. Поставят на пригорке, где капицы ладят, высокие сухие да толсты срубы в земельку-матушку, глубоко поставят, чтобы срубы те не упали да не качнулись. На срубах тех толстых узоры да символы свои сделают, выточат. А поставивши бревна большие, посядут в деревянные ладьи, цветами охранными украшенные, да и поплывут по малой речушке Оскло к другому бережку. Реченька та Оскло узкая да тихая, словно дитятко малое, рожденное от шумной и сильной реки Вольновой-матушки. Оскло та добрая, пускает всех по реке, за то благодарны ей люди, кланяются. Молодцы-то женихи тоже в своих ладьях кланяются да к тому бережку пристанут. Они на тот берег выйдут, а на пригорке свои хороводы выводить будут, лешего сторожить да не пускать. Ведь он, леший, может судьбу запутать, увести, да завести не туда, не на ту стежку. Молодцы тот берег стерегут, чтобы девицы-то свою судьбу встретили да Ладу с нею, ведь все от девок зависит: оберег мужьям, дитяткам да самой матушке-землице. А как завидят девицы, что молодцы на бережку том песни выводят да в хороводах ходят, так и станут венки свои пускать разные с цветами пестрыми. А по ноченьке они-то, девки, в белых рубахах с обережкой в воду речную ходят, судьбу с Ладою призывать да встречать. Женихи — молодцы сильные и смелые — вернутся с того бережку срубы поджигать, чтобы Мору-смерть отпугнуть да не подпускать к девкам да молодцам. А когда горят те срубы толстые да сухие, так и хороводы надобно водить вместе с девицами веселые, радостные, Вехоч-судьбинушку встречать. Она-то, судьбинушка, к печальным не приходит, потому как думает, что не ждут ее да не рады ей.

«Но то все по вечору