Библия языка телодвижений - Десмонд Моррис

Итак, эти действия со всей очевидностью являются врождёнными. Можно ли сказать то же самое про элементы поведения взрослого человека? Здесь даже слепоглухонемые не могут помочь нам с ответом: взрослея, они обучаются языку прикосновений, на котором общаются с окружающим миром, и знают о нем слишком много. Слепорождённые учатся ощущать выражения лиц, ощупывая их пальцами, потому их действия уже невозможно оценить как врождённые.

Утверждать, что действие взрослого человека является врождённым, можно лишь в одном случае: если оно совершается представителями любого человеческого сообщества независимо от различных культурных воздействий. Но в самом ли деле все люди на Земле топают ногами, когда злятся, скалят зубы, когда взбешены, или резко вскидывают брови, когда приветствуют друга? Чтобы ответить на этот вопрос, бесстрашные исследователи отыскивали племена в самых глухих уголках нашей планеты — и выясняли, что даже индейцы Амазонки, которые никогда не видели белых людей, совершают многие действия точно так же, как совершаем их мы. Доказывает ли это, что данные действия можно отнести к врождённым? Если туземцы из затерянных племён поднимают брови в знак приветствия, как и мы, можно ли с уверенностью утверждать, что эта реакция была «встроена» в мозг ещё до нашего рождения?

Нет, мы не можем быть в этом уверены. Остаётся ещё одна версия: совершая ряд неких действий, все люди обучаются реагировать на раздражители абсолютно одинаково. Нам это может показаться маловероятным, но исключать эту возможность нельзя, поэтому на сегодняшний день приведённый выше аргумент не является решающим. До тех пор пока мы не сможем «читать» гены человека как книгу, почти не имеет смысла думать о том, является ли то или иное действие врождённым. Даже если в ходе всемирной проверки окажется, что определённое действие встречается не везде, сторонники конкурирующей теории не смогут считать себя победителями. В данной культуре Врождённое Действие может быть табуировано, и вывод о том, что оно распространено не повсеместно, будет ложным. Аргументы обеих сторон остаются уязвимыми.

Чтобы уяснить, что все это означает на практике, рассмотрим монахинь и оружие. Монахини хранят целомудрие, однако никто не станет доказывать, будто половое поведение порождено не биологией, а цивилизацией лишь потому, что данное сообщество может жить без секса. И наоборот, из того, что всякая культура так или иначе применяет оружие, не следует, что применение оружия для человека — Врождённое Действие. Напротив, мы бы сказали, что монахини успешно подавляют врождённое половое влечение, в то время как люди, применяющие оружие, используют древний навык, который, будучи однажды усвоенным, распространился по всему миру.

До тех пор пока генетика не сделает шаг вперёд, мы можем уверенно говорить о Врождённых Действиях только в тех случаях, когда телодвижения совершаются без какого-либо предшествующего опыта, как в случае с новорождёнными или слепыми детьми. Это условие существенно уменьшает количество Врождённых Действий, но на сегодняшнем этапе развития науки оно неизбежно.

Данное утверждение вовсе не означает, что зоологи, исследующие животных нашего вида, пришли к выводу, будто поведение человека подчиняется «генетической программе» лишь в исключительных случаях в пору младенчества. Напротив, складывается впечатление, что люди, как и другие животные, оснащены богатым и разнообразным набором врождённых способов поведения. Это скажет вам любой учёный, которому довелось изучать приматов, включая людей. Однако впечатление — ещё не уверенность. Доказать или опровергнуть теорию Врождённых Действий в том, что касается поведения взрослых особей, невозможно, и тратить силы на поиски аргументов вряд ли разумно.

На сегодня этой точки зрения придерживается большинство зоологов, однако, как это ни печально, дискуссия о врождённых и приобретённых действиях вышла за пределы научных кругов. Свой «вклад» в неё вносят политики-оппортунисты. Сперва они ухватились за теорию, по которой у людей имеются непреодолимые врождённые наклонности, и исказили её, вывернули наизнанку, сосредоточив внимание на наклонностях, которые полезны в политической борьбе. Особенно сильно политики напирают на врождённую агрессивность. Они утверждают, что, поскольку человечество обладает врождённым влечением к беспричинной агрессии, воинственное поведение естественно, нормально и неизбежно. Если человек запрограммирован на драку, так тому и быть: пусть отправляется на войну с высоко поднятой головой.

Слабые места подобного мировоззрения очевидны каждому, кто изучал агрессию животных и её проявления. Животные дерутся, но они не знают войн. Их драка — это всегда драка индивидов, которые либо хотят занять главенствующее положение в социальной иерархии, либо защищают личную территорию. В любом случае собственно драка сводится к минимуму. Раздоры почти всегда улаживаются демонстрацией готовности драться, угрозами и ответными угрозами. Тому есть веская причина. В ходе яростной схватки победитель, скорее всего, будет изувечен почти столь же сильно, как проигравший. Дикое животное может решиться на такой исход лишь в крайнем случае, потому оно, само собой, предпочитает уладить конфликт другими способами. Эта разумная система даёт сбой лишь в случае, когда участников конфликта становится слишком много. Тогда идёт ожесточённая и кровавая драка. Когда слишком многие животные в социальной иерархии получают доступ к кормушке в соответствии с неписаными правилами субординации, отношения в группе становятся нестабильными. Драки случаются постоянно. В случае с перенаселённой территорией каждая особь поневоле угрожает соседу, даже если находится на собственной территории. В тщетной попытке очистить охраняемое пространство от потенциальных захватчиков животные начинают драться.

Возвращаясь к людям, отметим очевидный факт: даже если бы агрессивность была врождённой, она не могла бы служить оправданием современным войнам. Наше поведение можно объяснить врождённой агрессивностью в том случае, когда мы, разозлившись, багровеем, трясём кулаками и орём друг на друга, однако ни бомбардировку городов, ни массовое вторжение ведомых диктатором войск на территорию дружественного соседа ею объяснить невозможно. Есть вероятность, что людям действительно свойственна врождённая агрессивность особого, специфического плана, сродни той, которую мы наблюдаем у других приматов. Было бы странно, если бы мы, в отличие от остальных млекопитающих, не обладали бы генетической экипировкой, позволяющей при нападении защитить себя и потомство, и совсем удивительно было бы, если бы мы были лишены стремления отстоять свои права в каком-либо социальном соревновании. Однако самозащита и отстаивание прав — совсем не то же самое, что массовое убийство. Беспримерное варварство нашего времени корректно сравнить разве что с кровавой дракой, которую устраивают животные на безнадёжно перенаселённой территории. Другими словами, весьма вероятно, что крайняя степень человеческой жестокости, пусть даже эта жестокость проявляется вроде бы беспричинно, проистекает вовсе не из врождённого влечения к убийству. На деле она обусловлена противоестественной ситуацией, в которой оказалось сегодня человечество.

Последствия тут весьма не очевидны. Например, на перенаселённой территории животные уделяют меньше внимания детёнышам, и молодняк не получает полноценной для данного вида родительской любви. То же самое происходит и в человеческих сообществах: с детьми обращаются жестоко, в результате они вырастают безжалостными и мстят за лишённое ласки детство. Их месть направлена не на родителей, из-за которых они страдали, поскольку родители к этому времени успевают состариться либо умереть, а на тех, кто замещает родителей. Жестокость в отношении этих лиц кажется беспочвенной, ибо они ни в чем не виноваты, и кажется, что напавший на них человек совершил «животное зверство», набросился на них «безо всякой причины, как дикий зверь».