Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - Ишмаэль Бих

Вдруг мама произнесла:

– Простите, мальчики! Так жаль, что сейчас у меня нет денег, чтобы вы снова ходили в школу. Но мы решим этот вопрос. – И после минутной паузы спросила: – А как отец?

– У него все в порядке. Я его видел сегодня днем, – ответил я. Джуниор ничего не сказал.

Глядя прямо ему в глаза, мама заметила:

– Ваш отец – хороший человек, и он очень вас любит. Просто ему не везет с женщинами.

Мы застали восьмилетнего Ибрагима во дворе школы: он играл с друзьями в футбол. Для своего возраста он смотрелся на поле очень неплохо. Завидев нас, брат позабыл все на свете и бросился нам на шею. Потом он стал мериться со мной ростом, чтобы узнать, сильно ли вырос. Мама засмеялась. Маленькое круглое личико Ибрагима сияло счастьем, в складках шеи, точно таких же, как у матери, собрались капельки пота. Вчетвером мы двинулись домой. По дороге я взял младшего брата за руку, а он рассказывал мне про школу и уговаривал пойти с ним погонять мяч вечером.

После развода мама так и не вышла замуж и посвятила себя воспитанию Ибрагима. Она говорила, что иногда тот спрашивает об отце. Когда мы еще учились в школе, она несколько раз привозила Ибрагима к папе. Мать растроганно смотрела, как тот обнимает маленького сына. «Насколько же эти двое рады видеть друг друга!» – думала она, и на ее глаза наворачивались слезы.

В тот раз мы пробыли у мамы два дня, а потом уехали. Теперь, стоя на переправе в Маттру Джонге, я представлял, как отец спешит с работы со шляпой в руках, а мама с плачем бежит в школу за моим братишкой. Меня охватила тоска.

И вот мы с Джуниором и Таллои запрыгнули в лодку, с грустью помахали стоявшим на берегу друзьям, оставшимся в Маттру Джонге, и переправились на другую сторону реки. Оказалось, что здесь собирается толпа, и все спешат в только что покинутый нами поселок. Мы двигались в противоположную сторону, и какая-то босая женщина со шлепанцами в руках, проходя мимо нас и не глядя нам в глаза, вдруг пробормотала: «Там, куда вы направляетесь, пролилось слишком много крови. Все добрые духи покинули эту землю!» В кустах поблизости слышались надрывные голоса матерей, которые причитали: «Нгувор, гбор му ма у» – «Господи, помоги нам», а потом выкрикивали имена своих потерянных детей: «Юсуфу, Джабу, Фодэй…» Видели мы и одиноко бредущих детей вслед за толпой малышей, без рубашек, часто в одних лишь трусиках. «Нья ндже у, нья кеке у» – «Мама, папа, где вы?» – плакали они. Многие люди продолжали бежать, хотя опасность осталась далеко позади. В толпе скитались беспризорные собаки, время от времени останавливаясь и принюхиваясь, будто искали хозяев, – они тоже казались растерянными. У меня внутри все сжалось.

Мы прошли десять километров и оказались в Кабати, деревне, где жила моя бабушка. Селение будто вымерло. На песке виднелись многочисленные следы. Они вели к лесу, плотной стеной встававшему сразу за домами.

Ближе к вечеру в заброшенное селение стали прибывать все новые беженцы из района рудников. Улицы наполнились их голосами, воплями детей, потерявших родителей и уставших от долгой дороги. Крики голодных младенцев заглушили пение птиц и стрекот кузнечиков. Мы расположились на веранде бабушкиного дома и ждали, что будет.

– Как вы думаете, ребята, стоит ли нам все-таки возвращаться в Могбвемо? – спросил Джуниор.

Но не успели мы и рта раскрыть, чтобы ответить ему, как послышался шум мотора. Все, кто шел по дороге, бросились в сторону леса. Мы последовали их примеру, но далеко убежать не успели. Сердце у меня оглушительно стучало, дыхание участилось. Микроавтобус «Фольксваген» остановился прямо перед дедовским домом. Из нашего укрытия было видно, что сидящие в нем люди не вооружены. Мои друзья, как и другие беженцы, стали выбираться из кустов. Водитель не вышел, а фактически вывалился из машины и упал на колени на обочине. Он харкал кровью, на руке виднелась кровоточащая рана. Когда рвота закончилась, он заплакал. Его слезы поразили меня до глубины души: я впервые видел, чтобы взрослый человек рыдал, как ребенок. Вышедшая из микроавтобуса женщина обняла его и умоляла встать. Мужчина поднялся на ноги, открыл пассажирскую дверь, и из нее выпала другая женщина, из ушей у которой хлестала кровь. Окружающие люди закрыли руками глаза детей, чтобы те не видели ужасную сцену.

В салоне микроавтобуса было еще три трупа – две девочки и мальчик. Их кровью были измазаны все сиденья и потолок машины. Я хотел отвернуться, но не смог: ноги не слушались, да и все тело будто окоченело. Позже мы узнали, что этот человек пытался покинуть зону конфликта, но повстанцы расстреляли его автомобиль, убив практически всех членов семьи. Единственным, хоть и весьма малым утешением для несчастного отца семейства служило то, что он сможет хотя бы похоронить их. Обнимавшая его женщина, которая теперь плакала вместе с ним, сказала, что он хотя бы будет знать место их упокоения. Кажется, она знала об этой страшной войне несколько больше, чем все мы.

Ветер затих, вечерний свет быстро угасал, приближалась ночь. На закате мы увидели, как через деревню бегут все новые пострадавшие. Среди них был мужчина, который нес на руках мертвого мальчика. Он думал, что его сын еще жив. Отец был весь залит кровью убитого, но продолжал машинально приговаривать: «Сейчас-сейчас, доберемся до больницы, сынок. Все будет хорошо». Только эта призрачная надежда и придавала ему силы двигаться вперед. За ним бежали несколько мужчин и женщин, которых по пути ранило шальными пулями. Многие из них не замечали болтающихся лоскутов кожи и кровоточащих ссадин, пока кто-нибудь не указывал на эти раны. Тут некоторые падали в обморок или на них накатывала рвота. У меня закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Я почувствовал, что земля уходит из-под ног, а голоса слышатся как бы издалека. Тело сотрясалось от мелкой дрожи.

Я отчетливо помню последний страшный эпизод того дня. Мать с маленькой девочкой за плечами бежала куда глаза глядят. Все платье женщины было заляпано кровью, за ней тянулся багровый след. Несколько пуль попали в спину дочери и застряли в ее теле. Это спасло матери жизнь. Она остановилась, выбившись из сил, прямо напротив нас, села на землю и обняла мертвого ребенка. Глаза девочки были открыты, на губах застыла невинная и наивная улыбка. Было видно, как пули торчат из припухших отверстий на безжизненном теле. Женщина прижала малышку к себе и стала укачивать. От боли и потрясения она не могла даже плакать.

Мы с ребятами переглянулись и без слов поняли друг друга. Нужно срочно возвращаться в Маттру Джонг. Нашего дома в Могбвемо больше нет. Родители, если они живы, вряд ли остались в селении. Некоторые из раненых говорили, что следующая цель боевиков – Кабати. Конечно, нам не хотелось здесь оставаться. Даже те, кто почти не мог ходить, старались поскорее уползти отсюда. Мы поспешили в обратный путь, а у меня из головы не выходил образ той женщины с маленькой дочкой. Я шел как в тумане. Мучила жажда, но даже когда я попил воды, облегчения не почувствовал. В глазах того ребенка я прочитал страшную правду: все кончено, все погибло, все потеряно…

Всякий раз, когда я спрашивал отца, чем жила моя страна сразу после обретения независимости в 1961 году, он отмахивался: «Это было так давно, за девятнадцать лет до твоего рождения». Британское колониальное владычество в Сьерра-Леоне длилось с 1808 года. В начале шестидесятых годов первым премьер-министром самостоятельного государства стал сэр Милтон Маргаи. Он пришел к власти под знаменами Народной партии Сьерра-Леоне (НПСЛ). После его смерти в 1964-м у руля встал его единокровный брат сэр Альберт Маргаи. Однако в 1967 году на выборах победила другая партия – Всенародный конгресс (ВНК) под председательством Сиаки Стивенса. Вскоре после этого в стране произошел военный переворот. Вернуть себе законную власть Стивенс смог только в 1968-м, после чего принял жесткое решение – ввел в стране однопартийную систему. ВНК провозглашался единственным законным партийным объединением. Именно тогда началась вся эта «грязная политика», как выражался отец. Интересно, что бы он сказал о той войне, от которой мне сейчас пришлось бежать? Я не раз слышал, что взрослые называли ее революционно-освободительной, утверждая, что только так народ может свергнуть коррумпированное правительство. Но почему же свободолюбивые повстанцы убивают мирных жителей, детей? Зачем они застрелили ту маленькую девочку? Некому было задать все эти вопросы. Голова раскалывалась от воспоминаний о том, что я видел. Я шел в Маттру Джонг, пугаясь того, что ждет впереди, страшась маячивших вдалеке гор, шарахаясь от каждого куста на обочине дороги.