Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Я заметил, как там внезапно появилось чтото темное и мрачное. Вокруг наших спутников толпилась куча всадников, словно стая воробьев у хлебной корки. Затем поднялась стройная фигура Аррии Сильвии, как будто она произносила перед сенатом речь Катона Старшего о необходимости разрушить Карфаген… Всадники както поспешно поскакали прочь.

Я схватил Тадию, бросился к дороге, поймал убежавшего котенка, запрыгнул и сел рядом с Петронием, который уже пустил повозку.

Сильвия сидела в напряженном молчании, пока я старался не выдать своего волнения, а Петроний гнал вола. Он сидел и правил, как обычно, за исключением тех моментов, когда замечал впереди узкий мост или слышал ссоры детей, что его напрягало. Петро левой рукой легко держал поводья, опираясь вперед на одно колено, а правая рука лежала на груди. С виду казалось, что он пытался унять первые признаки сердечного приступа, однако он просто так расслаблялся.

— Что тут произошло? — осторожно произнес я.

— О… — Перед тем, как заговорить, Петро медленно расправил плечи. — Полдюжины сквернословящих деревенщин в бронированных шлемах искали какогото идиота, который наступил им на ногу. Они лапали нашего котенка и всем нам угрожали, пока Сильвия не сказала им, что она о них думает… — Узнавать от Сильвии то, что она думает, это такое же испытание, как залетевшая в нос мошка. — Я притворился простым римлянином, который всего лишь остановился у большой дороги поругаться со своей женой… — Мне стало интересно, о чем они ссорились; зная их, можно предположить, что обо мне. — Они поехали в сторону Капуи. Главарь в противном зеленом плаще сказал, что я все равно не тот…

— А кто же тогда им нужен? — кротко спросил я.

— Какойто тупой ублюдок Фалько, — рявкнул Петроний.

Конец июня: все, кто смог, уехали из Рима. Некоторые отправились на свои загородные виллы. Большинство из тех, кто выбрал море, должно быть, приехали за два дня до нас. Толпы людей только усугубляли мою проблему; я предпочел бы находиться в безопасности за дверями своего дома.

По крайней мере, я знал свое положение: Барнаб все еще прятался в этом ужасном зеленом плаще. Он был здесь, в Кампании — и сейчас искал меня.

Вокруг залива располагалось множество городов и деревень, но некоторые исключили мы, а остальные отвергли нас. Сам Неаполь с его красивыми летними дворцами казался слишком вычурным, чтобы мы могли себе его позволить, в то время как Путеолы, будучи для Рима главным выходом к морю до развития Остии тридцать лет назад, оставались шумным торговым портом. Мизены кишели государственными служащими, поскольку там располагался флот. Байи, модное место для купания, были попроще, но полны грязных домов, куда отказывались пускать с детьми. Суррент перешагнул через изумительный залив, куда можно было попасть либо морем, либо по долгой извилистой дороге; если меня преследовал сумасшедший убийца, то Суррент мог стать опасной ловушкой. Помпеи были слишком дерзкими, Геркуланум — чересчур чопорным, а термальный источник в Стабиях переполнен хрипящими пожилыми гражданами и их раздражительными женами. На склонах Везувия было несколько деревень, но детям обещали море.

— Если еще один нищий домовладелец Кампании покачает головой, глядя на наших котят и ночные горшки, — признался мне Петроний опасным тихим тоном, — мне кажется, что я выйду из себя!

— Как насчет Оплонтиса? — предложил я, пытаясь принять обычный невинный вид.

Оплонтис был маленькой рыбацкой деревушкой в центре залива, о прелестях которой красноречиво говорил распространяющийся повсюду запах жареной кефали. Его гордостью были чрезвычайно элегантные виллы, заколоченные досками. Контрабандисты мирно выпивали, а мальчики на берегу, притворяясь, что зашивают сетки, смотрели на нас. Это место показалось подходящим. Это место показалось дешевым. Оно показалось довольно маленьким, а значит безопасным; если сюда с шумом ворвется вооруженная банда из Геркуланума, то из каждого домика на берег выбежит любопытная толпа. Оплонтис оказался тем местом, где я захотел остановиться.

Мы нашли какуюто старую бабу с редкими зубами, которая сдала нам две потрепанные комнаты на первом этаже обшарпанного постоялого двора. Я заметил, что Петроний выясняет, как можно вывести его семью через конюшню с задней стороны здания в случае, если во двор войдет ктото подозрительный.

Здесь никто больше не проживал; мы понимали почему.

— Мы можем пожить здесь одну ночь, — пытался убедить себя Петро. — Потом на завтра найдем чтонибудь получше… — Он знал, что раз уж мы здесь остановились, то останемся до конца.

— Нам следовало остановиться в Байях! — жаловалась Сильвия. Даже когда большинство путешественников устают, как собаки, жены некоторых людей всегда находят силы поплакаться. Ларий принюхивался; он почувствовал необычный запах. Наверное, морские водоросли. А может, и нет.

— О, Ларий, заткни себе нос! — прикрикнул я. — Подожди, когда понюхаешь общественный туалет в Стабиях и канализацию в Помпеях!

Во внутреннем дворике были фонтанчик и худая виноградная лоза, вьющаяся по беседке. Мы с Ларием умылись и сидели на скамейке, пока Сильвия готовила нам постели. Мы заметили, что она хотела поругаться с Петро. В одной из наших комнат было окно, прикрытое шкурой, через которое нам с Ларием удалось подслушать семейную ссору; фраза «Ничего кроме проблем!» прозвучала несколько раз: это обо мне.

Возлюбленная Петро сообщила ему, что завтра с первыми лучами солнца они повезут детей домой. Его ответ был слишком тихим, чтобы расслышать. Когда Петро ругался, это было ошеломляюще грубо, но ужасно тихо.

Наконец все успокоилось; потом Петро спустился во двор. Он вылил себе на голову ведро воды, помедлил, потом присел с нами на скамейку — очевидно, ему необходимо было побыть одному. Он принес зеленую глазурованную бутылку, хлебая прямо из нее, как путешественник, который заехал дальше, чем хотел, и пережил много неприятностей.

— Ну, как помещение? — рискнул спросить я, хотя догадывался.

— Скверное. Четыре кровати и ведро.

— Сильвия расстроена?

— Пройдет. — Слабая измученная улыбка коснулась губ Петро. — Мы положили детей и Оллию в одну комнату; вам двоим придется ночевать с нами.

Дешевый ночлег для нашей большой компании породил тактические проблемы: для Петро с Сильвией они оказались хуже. Я предложил увести Лария на часок, но Петро только раздраженно заворчал.

Он снова отхлебнул из своей бутылки, которую больше никому не предложил. Опять оказавшись в тихом местечке и с выпивкой, Петро вскоре достаточно расслабился, чтобы возмутиться:

— Ты должен был предупредить меня, Фалько!

— Послушай, я найду другую ночлежку…

— Нет, если тебя преследует какойто громила, собравший шайку бандитов, я хочу, чтобы ты был в моем поле зрения!

Я вздохнул, но ничего не сказал, потому что спустилась жена Петро.