Та, что правит балом - Татьяна Полякова

— Если хочешь, уйдем отсюда, — предложила я.

— Нет, отчего же. Красивое платье, — кашлянулон. — В этой забегаловке найдется что-нибудь выпить?

— Конечно. И кормят вполне сносно.

— Нет уж, не стоит рисковать.

Он подозвал официанта и сделал заказ. Официант смущенносмотрел на меня. Забавно смотрел, точно я прямиком свалилась ему на голову изего ночных фантазий. Олег замолчал, недовольно хмурясь, а он все смотрел исмотрел.

— Очнись, парень! — сказала я и засмеялась, а онпокраснел и торопливо удалился.

— Нравится ощущать себя всемогущей? — усмехнулсяРахманов.

— Иногда, — пожала я плечами.

— На меня ты никогда так не смотрела, — продолжилон едва ли не с обидой.

— Как?

— Обволакивая взглядом или притрагиваясь.., да, как быпритрагиваясь к лицу своими глазами. А может, ты и не видела его, может, ты неумеешь видеть?

— Слушай, а ты стихи не пишешь? — хмыкнула я.

— Иногда, — ответил он, отвернувшись.

Парень принес ему выпивку, теперь Олег вертел бокал в руке,разглядывая рубиновую жидкость, и молчал.

— Не стоило нам сюда приходить, — вздохнула я.

— Напротив, — заговорил он. — Парней застойкой видишь? Примолкли, потому что ты посмотрела в их сторону, простопосмотрела и улыбнулась. И те двое за столом у окна — у них лица детей,увидевших красивую игрушку. Ты не замечаешь, как они смотрят на тебя? Ссожалением и страхом.

— Да ладно, нормально смотрят.

— Я знаю, как мастерски ты можешь прикидываться. Кривляйсясколько угодно, но я ни за что не поверю, что ты не замечаешь… А знаешь, я имблагодарен, — вдруг заявил он.

— Кому? — не поняла я.

— Всем этим.., людям, — сделав широкий жест рукой,сказал он с заминкой. — Я впервые за многие годы почувствовал себя счастливым.И знаешь, почему? Потому что сижу с тобой и могу взять тебя за руку, и никто некрикнет: «Святотатство!» и не ткнет меня мордой в грязный пол, потому чтокто-то там на небесах…

— Все, хватит, — махнула я рукой. — Сколькоты выпил сегодня?

— Достаточно для того, чтобы наплевать на свое обычноездравомыслие. Я знаю, что бы я ни сказал сейчас, это будет выглядеть попыткойсебя оправдать. Поэтому я не стану говорить, что знать ничего не знал.., черт,все-таки оправдываюсь. В общем, ты должна понять одно, как бы смешно это низвучало: моя жизнь не стоит без тебя ломаного гроша и…

— Олег, не дури, — поморщилась я. — Тебе этодаже не грозит.

— Ты поймешь, что я искренен, очень поздно, когда всебудет бессмысленно.

— Ты просто пугаешь себя, тебе это приятно. Совершенноновое ощущение…

— Нет.

— Да.

— Нет. И ты сама знаешь.

— Я не верю тебе, — покачала я головой.

— Придется поверить.

— Просто сейчас ты не хочешь быть самим собой. Завтраты удивишься.

— Приятно, что ты считаешь меня законченныммерзавцем, — усмехнулся он.

— Ты такой, какой есть.

— И ты меня не любишь, — кивнул он.

Очень хотелось ответить правду. Но я не смогла. Хотя чегопроще просто сказать «да». Но что-то меня остановило. Может, страх все ещепритаился где-то во мне и нашептывал: «С ума сошла, идиотка несчастная? Этотвой шанс, у тебя их не так много, вот и не фига раскидываться». И я возразила:

— Я люблю тебя.

— Ты не притворялась, не пыталась меняиспользовать? — перебил он.

— Пыталась, конечно, — усмехнулась я. — Яведь хочу выжить.

— Мое предложение остается в силе. Переезжай ко мне.Прошу. Я тебе клянусь: мне безразлично, кто и что скажет по этому поводу, аесли кто-нибудь еще раз посмеет…

— Не строй из себя сумасшедшего, — поторопиласьвмешаться я, пока он тут лишнего не наболтал. — Разумеется, я согласна.

— У меня есть условия.

— Как же без них, — хмыкнула я.

— Не думаю, что они слишком обременительны. Никакихстарых знакомых, ничего, что может напомнить о прошлом.

— Машка?

— Машку я как-нибудь переживу, раз в нее влюбился мойлучший друг. Никаких забегаловок вроде этой, никакой идиотской работы… Язапрещаю тебе даже появляться в том районе!

— Шлюхи объявят траур, — вновь хмыкнула я. —Вот горе-то! Но один раз наведаться придется, сообщить, что меня ждет лучшеебудущее.

— Ерничаешь?

— Конечно. Иначе я зареву. Тебе этого хочется?

— Я бы не возражал.

Далее события разворачивались с ошеломляющей быстротой исовсем не так, как я могла бы предположить. Впрочем, и для остальных все это,скорее всего, явилось полной неожиданностью. Тогда, после «Каприза», мы поехалико мне, потому что до моей квартиры было рукой подать, а до его довольнодалеко, а страсть, разумеется, переполняла, и мы рухнули в объятия друг друга,как всегда, не добравшись до моего дивана. К утру я решила, что Олег,успокоившись, геройствовать раздумает и я смогу остаться в своем жилище. Нашесовместное существование под одной крышей виделось мне с трудом. Он хотелпродемонстрировать свою независимость перед Долгих и компанией (против этого яне возражала), хотел немного побезумствовать (это я тоже переживу), но егослова о любви ко мне отклика не нашли по той простой причине, что любитького-то, кроме себя, Рахманов не мог, просто не умел. Может, он о такой своейособенности не догадывался, но я-то знала о ней доподлинно, оттого внезапносвалившееся счастье представлялось мне весьма сомнительным. Очень быстро поняв,что свалял дурака, он обвинит меня во всех смертных грехах, и большая любовьвыйдет мне боком. Была, конечно, еще причина: я его не любила, не уважала, дажене жалела, мало того, презирала и ненавидела. Притворяться долгое время весьмазатруднительно, так что я бы предпочла свою берлогу и визиты Рахманова не чащеодного раза в неделю.

Все вроде бы к тому и шло, но, уходя, Рахманов заявил, что квечеру пришлет машину. К тому моменту мне надо собрать вещи и предупредитьхозяйку квартиры, то есть покончить с прежней жизнью.