Королева придурочная - Галина Врублевская

– Разъехались по разным квартирам? А там, в кафе торгового центра? Между вами сохранилась дружба?

– В тот день Лада уговорила меня отметить расставание. Видно, на что-то надеялась. Я последний раз пошел у нее на поводу. А как твои дела с разводом?

– У нас же ребенок. Окончательное решение суд вынесет через месяц.

– Ладно, не будем о грустном. Как мы отметим примирение?

– И ты еще спрашиваешь как? – Ксения лукаво посмотрела на Родиона.

Они соскочили с перевернутой лодки, и, взявшись за руки, устремились вглубь леса. Вскоре смолкли возгласы купающихся в заливе и звук моторов подъезжающих и отъезжающих от пляжа машин. Вокруг не было ни души. Только шелестела листва мелкорослой рябины и ольшаника, звенели комары и мошки, жужжали осы, стрекотали кузнечики, зависали в воздухе синекрылые стрекозы. Чем дальше влюбленные уходили от залива, поднимаясь на пригорок, тем светлее и приветливее становился лес. Тут и там возвышались стройные стволы корабельных сосен, а под ногами выстилался высушенный июльским солнцем мох. Родион снял легкую ветровку и бросил ее на серо-зеленый ковер, сотканный природой.

На следующий день Ксении было объявлено, что она должна покинуть номер-люкс и переехать в комнату общежития. Жарковский объяснил, что предстоит ремонт VIP-номеров, в связи с чем и затеяно это переселение.

Через несколько дней Родион оформил отпуск и приехал в санаторий «Волна». Он поселился у Ксении, в комнате общежития. Убогая обстановка: засаленные обои, потрескавшиеся рамы, скрипящие половицы – Родион впервые оказался в таком запущенном жилище. Но старинная печь из цветного изразца – остатки роскоши от барского дома – затмевала убожество комнаты, притягивала к себе взгляды. Сейчас, летом, она не топилась, но согревала душу блеском покрытых глазурью плиток. За печью устроили уголок для Никитки, свою кровать отгородили шкафом – и зажили одной семьей. Получалось нечто вроде генеральной репетиции перед вступлением в брак. Оба были достаточно умудрены жизнью, чтобы понимать: одно дело – необременительный секс, совсем другое – совместная жизнь со всеми вытекающими из нее следствиями: заботой о жилье, о воспитании детей, друг о друге. Они негласно назначили себе испытательный срок, прежде чем подать заявление в ЗАГС. Кроме того, будущим молодоженам надо было управиться с нудными текущими делами. Ксения должна была завершить развод, а Родион подготовить для новой семьи жилье. Предполагалось, что Ксения с сыном и он сам поселятся на первое время в квартире его родителей. Оба из-за интеллигентской мягкотелости теряли жилплощадь, уступали ее бывшим супругам. Разговоры о будущем устройстве занимали и Родиона, и Ксению.

Но пока эти планы оставались планами. Ксения собиралась проработать в санатории до конца лета, чтобы болезненный Никитка окреп и набрался сил. Зато в услугах няни, бабы Прони, не стало нужды – Родион сам занимался с ее сыном. Баба Проня, наскоро убравшись в покоях главврача, спешила в молельный дом секты. И все больше ненавидела окружающих людей. По ее мнению, грешникам предстояло гореть в адском пламени. Никитка лишившись няни, стал живее и радостнее, прекратились кошмары, мучившие его по ночам. Да и Ксения почувствовала: дышать в доме стало легче.

Родион всем сердцем потянулся к Никитке, хотя воспоминания о собственном погибшем сыне иногда мучали его. Он все крепче привязывался к чужому ребенку – то был сын Ксении. Днем, когда она вела прием больных, сооружал с мальчиком на пляже замки и корабли из песка, со знанием дела встраивал на песчаные палубы корабельные пушечки из прошлогоднего тростника и спасательные шлюпки из коры. Или, посадив Никитку себе на шею, высокий, как каланча, гулял с ним по прибрежной части залива. Никитка держался за густую бороду нового папы и все больше привыкал к нему.

Вечерами Родион вместе с Никиткой под руководством Ксении с удовольствием барабанил пальцами по нарисованным клавишам, заменяющим фортепьяно. Ксения напевала мелодию и заставляла каждого повторять манипуляции по несколько раз, а потом смеялась вместе со своими учениками над их ошибками. К ее большому сожалению, Жарковский продал большой санаторский рояль, и Ксения лишилась возможности играть даже изредка.

Ксения была по-настоящему счастлива. Она даже слегка поправилась за те две недели, которые у нее жил Родион. Легкое опасение вызывало лишь молчание Жарковского. Ни для кого в санатории не было секретом, что у Ксении поселился мужчина. Главврач тоже был в курсе. Почему же он не реагировал? Переселив Ксению в общежитие, он будто забыл о ней. Само переселение состоялось до приезда Родиона. Ксения настороженно ждала серьезного разговора с Жарковским, он мог бы причинить им с Родионом неприятности, но Жарковский взял тайм-аут. Он почти не замечал свою сотрудницу, ограничивался общением по служебным делам. Одновременно с этим забросил и строительство коттеджа, где собирался свить семейное гнездо.

Ксения недоумевала. Что это? Рассудительность? Благородство? Или, замышляя нечто против нее, он держит это в секрете? Но дело было не в благородном порыве и не в тайных замыслах – совсем иные заботы одолевали Виктора Эдуардовича. Он вынужден был отложить выяснение отношений с Ксенией на неопределенное «потом», и смириться с двусмысленностью своего положения. Он мог бы еще побороться за эту женщину или выдворить ее из санатория, показать свою власть, но сейчас у него для этого не было ни времени, ни желания – из-под его ног в буквальном смысле слова уходила земля. Оказалось, что на этот лакомый кусочек, территорию у моря, которую он считал своей, предъявили права какие-то неизвестные владельцы. Ниточки к ним тянулись из столицы. Корпуса санатория и земля под ними были объявлены спорными объектами, открыли судебное дело. Самым неприятным для главврача было то, что среди юристов противной стороны оказалась Алина Первомайская-Оболенская, несколько месяцев обитавшая со своим аптечным ларьком на территории санатория. Бог знает, что она могла нарыть за это время! Кроме того, Жарковскому было известно, что эта самая Алина и Ксения были подружками детства, а следовательно, и Ксения становилась в его глазах подозреваемой. Вспомнил главврач и ее бывшего мужа, появившегося в санатории вместе с Алиной, а затем внезапно исчезнувшего. Он решил внимательнее присмотреться к Ксении. Может, мужчина, появившийся рядом с ней, тоже его враг?

На очередном предварительном судебном заседании убедился, что его догадки относительно Ксении не беспочвенны. В распоряжении врагов оказались документы об аренде, которые не могли быть доступны случайным людям. Он хранил их в сейфе кабинета или изредка брал домой – поработать. В его личные апартаменты никто кроме Ксении допуска не имел. Конечно, можно было бы подозревать уборщицу, бабу Проню, но та была слишком бестолкова, чтобы незаметно провернуть непростые дела: выкрасть документы, снять копии, положить на место. Кроме того, убирала она комнаты начальника в его присутствии. Оказалось, что и со зрением у старушки проблема, а очков она не носит и читает по слогам. Главврачу, даже с его опытом работы с людьми, не хватило проницательности, чтобы распознать притворство старухи. На всякий случай он освободил ее от обязанностей горничной и направил уборщицей в сауну, мыть полки. Все внимание он сосредоточил на Ксении, уверив себя в ее причастности к пропаже документа.