Витязь в овечьей шкуре - Галина Куликова

— А где Генрих? — спросила она у Лины, вернувшиськ гостям.

Лина была оживлена сверх всякой меры и держала под рукуСтива Гудмэна, который, кажется, изрядно заложил за воротник.

— Не знаю, — пожала плечами та. — Собирался ктете, а что?

— Уже уехал? — ахнула Наташа.

— Ах нет, нет! Он зашел на кухню взять для тетипродукты. Кажется, он еще там.

Дверь кухни оказалась плотно закрыта. Поскольку тетя былавсего лишь предлогом для отлучки, Наташе страстно захотелось узнать, что жеГенрих делает за закрытой дверью на самом деле. Она выскользнула из дому и,пустившись бегом вдоль стены, завернула за угол. Вот оно, окно кухни.Отвратительными вещами занимается она в последнее время! «В жизни никогда ни закем не подглядывала, — пронеслось в голове у Наташи. — А в этомБерезкине я одним махом наверстаю упущенное».

Генрих стоял возле стола, не похожий на себя: в серых брюкахи белоснежной рубашке. Вместо галстука на шею он повязал платочек и сталудивительно похож на зажиточного бюргера. Вот только усы у него были ужчересчур жгучими. Вероятно, он прятал где-нибудь в кладовке бутылочку краски«Шварцкопф».

В настоящий момент Генрих держал в руках изящно скроенноеженское платье с блестками, на столе перед ним стояла пустая коробка из-подторта. Сначала он встряхнул платье за плечики, потом осторожно сложил, завернулв бумагу и уложил в коробку. После чего начал ловко перевязывать ее бечевкой.

И что, интересно, это означает? По телефону он разговаривалс мужчиной, это не подлежит сомнению. При чем здесь платье? В голову ничего нешло. Может быть, у Генриха есть друг, с которым они тайком переодеваются вженские шмотки? И вообще: куда он поедет ночью? На улице ведь уже темно, достанции топать и топать. Да И ходят ли в такое время электрички? Вопросыроились у Наташи в голове. Как она станет за ним следить? Вдруг его где-тонеподалеку ждет машина? Впрочем, нет, насчет машины он по телефону недоговаривался.

Значит — что, пойдет пешком?

Генрих и в самом деле пошел пешком. Если поблизости от домавсе выглядело пепельно-серым, то дальняя стена деревьев, освещенная луной,казалась черно-лаковой, словно ее облили мазутом.

Генрих шел по тропинке, а Наташе пришлось трусить за ним потраве, прячась за кустами. "Страсть-то Какая! — подумала она. —Ночью лазить по лесу.

Может, ну его к лешему?" Однако коробка из-под торта соспрятанным в нее платьем притягивала ее, точно магнит. Она шла за этойкоробкой, позабыв обо всем, словно крыса за гамельнским музыкантом.

Генрих вырвался далеко вперед, но его белую рубашку былоотлично видно: в лунном свете она приобрела таинственный отлив. Не успели онипройти и пяти минут, как деревья неожиданно расступились, и Наташа увиделавпереди освещенный дом. Тоже двухэтажный, как у Покровского. И тут где-топоблизости залаяла собака. «Этого еще не хватало»! — подумала она. Собакабыла препятствием, которое вряд ли можно легко преодолеть. По крайней мере, спустыми руками. Вот если бы кусок колбасы или ветчины захватить со стола!

— Азор! — позвал Генрих. — Иди сюда, собачка!Это свои, свои.

«Азор! — обрадовалась Наташа. — Пес АркадияБубрика. Выходит, и дом тоже его. Кажется, я его узнаю. Так и есть, это он.Какая удача!» Покровский упомянул за завтраком, что Азор — ужасно брехливая, нопри этом патологически добрая собака. Он может схватить за брюки или попытатьсявырвать сумку, но все это не всерьез.

Генрих тем временем приблизился к парадной двери дома,взялся за ручку и вошел без стука. Азор остался снаружи, и Марина поняла, чточерез минуту он ее обнаружит. Так и вышло. Стоило ей подкрасться к кустамбоярышника, как собака наставила уши и басисто гавкнула.

— Азор, собаченька! — позвала Наташа, и собаченьказашлась таким лаем, что в конце рулады, кажется, даже закашлялась.

На этот концент не последовало никакой реакции. Вероятно,Азор гавкает на все, что шевелится, возможно, по ночам он охотится за местнымикошками. Наконец он подбежал к Наташе и ткнулся лобастой головой ей в колени.

— Ах ты, душечка собачья! — дрожащим голосомпохвалила его Наташа и даже потрепала по загривку.

Добродушно виляя хвостом, душечка Азор сопроводил Наташу дохозяйского дома и для порядка гавкнул еще раз на пороге — мол, встречайте,гости пришли. Однако Наташа не собиралась входить внутрь. Она уже, так сказать,насобачилась подглядывать в окна, поэтому намерения имела совершенноопределенные. Правда, окна Бубрикова дома оказались не в пример выше, чем уПокровского, и все, как одно, закрыты. Если подпрыгивать, и не рассмотришьничего толком, и внимание к себе привлечешь, Покружив по участку, Наташаобнаружила пластиковое ведерко, которое можно было использовать в качествеподставки, и немедленно им воспользовалась. В первом же окне открылась панорамакаминного зала, в котором Наташа уже бывала прежде. На столе, как и в ту ночь,стоял поднос с бутылкой коньяка и рюмкой на нем. В зале никого не было. Наташас ведром продвинулась дальше и снова осторожно подняла голову — никого. Так онапроделала еще несколько раз, пока не обнаружила наконец хозяина дома и егогостя.

Картина, открывшаяся ее взору, выглядела сюрреалистической.Большая кухня, оснащенная современной техникой, оказалась залита светом. Задубовым столом сидели Аркадий Бубрик и Генрих Минц и жадно ели. Ножи и вилкитак и мелькали у них в руках. Посреди стола стояло широкое блюдо, на которомгорой лежало дымящееся мясо. А по всей кухне были раскиданы женские вещи — наспинке стула висела юбка, на крючке для половников — блузка, швабру наподставке украшал бюстик, одна красная босоножка лежала на сковороде, а вторая,кверху каблуком — в корзинке для хлеба.

Колготки страшно свисали с люстры.

Наташа дрогнула. В глазах у нее помутилось.

Она разинула рот, чтобы схватить побольше воздуха, котороговдруг стало невероятно мало вокруг, и рванула воротник кофточки. Эти типысовершенно точно кого-то съели! Наташа сползла с ведра на землю и села прямо втраву, обхватив голову руками. Вот что означал их разговор по телефону! Бубрикхотел, чтобы они действовали вдвоем, но Генрих задерживался и приказал:"Всю подготовительную работу проведешь без меня, не маленький.

Я приду к основному блюду".

Вот оно — кошмарное основное блюдо. Бубрик поймал какую-тонесчастную женщину, и теперь они ею ужинают. Тайком, закрывшись ночью в доме,стоящем особняком. Ясно, почему Генрих «готов на все», лишь бы Покровскийничего не узнал!

Пока оглушенная Наташа сидела в траве, дверь кухнираспахнулась, и, улыбаясь до ушей, внутрь вошла девица в том самом платье,которое принес в коробке Генрих. Она подплыла к столу и по очереди поцеловаламужчин — Бубрика в макушку, а Генриха в лысину.

Когда Наташа снова взгромоздилась на ведро, девица ужеудалилась, виляя бедрами. Поэтому Наташа не увидела ничего нового. Только сытыйБубрик уже откинулся на спинку стула и вытирал губы салфеткой. Наташапочувствовала, как на нее волной накатывает тошнота. Она спрыгнула с ведра,дошла до кустов, и там ее немедленно вывернуло наизнанку. Руки тряслись, вголове шумело, а мысли развалились на отдельные бессвязные кусочки.