Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

баранов. Благодарить адмирала посланники посылали стольника Гура Украинцева с подьячим и толмачом[180].

21 августа Крюйс в 7-м часу утра побывал на царском корабле и попросил у царя позволения с несколькими офицерами на двух шлюпках посетить турецкую эскадру и осмотреть город Керчь. Позволение было дано. Крюйс взял с собой двух капитанов: Рокус-Кина и Бекгама и полковника Преображенского полка Блюмберга и отправился к галере турецкого адмирала «под претекстом покупки кофе, пшена и прочих потребностей». Гасан-паша принял их любезно, посадил на маленькую скамейку, покрытую коврами, «был зело учтив в разговорах и велел тотчас кофе подносить. В разговорах спрашивал нас: какой мы нации? Услыхав в ответ: англичане и голландцы, Гасан-паша сказал: то наши наилучшие друзья! И для чего мы царю российскому служим? Отвечали: для того, что англичане и голландцы — наилучшие друзья его царского величества Российского, так для союзу, как и коммерции, и что наши государи ныне мир имеют и что мы служим тому, кто нам больше денег дает и друг Англии и Голландии». Адмирал сказал на это: «Черное море зело опасно и что турки такие великие корабли имеют, на которых пушки обретаются, из которых каменные ядра по 120 фунтов стреляют». На что мы ответствовали: «Что касается до Черного моря, и мы во флоте довольно офицеров имеем, которые по оному ходили и гораздо короче путь сыскать могут в Константинополь, нежели они к Керчи. Что же принадлежит до наших кораблей, то обретаются здесь некоторые, почитай, из самых меньших; что мы не употребляем пушек, чтоб каменными ядрами стрелять, но всегда железными… и то для того, что железное ядро насквозь проходит, а каменные иногда в воду падают, иногда же на части разбиваются». На адмиральской галере Крюйс купил на 80 червонцев кофе, причем Гасан-паша сам взвешивал червонцы и взыскал добавочное за недовес. «При прощании спросил нас, куда мы далее едем. Отвечали: как мним, к Керчи; на что паша ответствовал: комендант наш вас не впустит. Мы на то сказали, что пойдем и без спросу, и с тем поехали».

От Гасан-паши Крюйс с офицерами поехали к «водяному месту», к водопроводу, из которого корабли снабжались пресной водой. Устроены были четыре медных трубы, через которые вода текла прямо в подходившие боты. Крюйс велел отвести турецкие боты и подставить свои. Тотчас же появился на берегу турецкий чауш (полицейский) верхом и спросил, что за люди. Крюйс объяснил: офицеры его царского величества флота, ничего не требуем, только находим справедливым, чтобы две трубы были даны нам и две остались для турецкого флота, на что чауш сейчас же согласился. Устроив дело с водоснабжением, отправились осматривать город. Но как скоро вышли на берег и приблизились к городским воротам, собралась большая толпа «в великом смятении» и стала спрашивать офицеров, чего они требуют и по чьему позволению они пришли. Офицеры отвечали, что они — подданные царского величества, что их государи имеют между собой мир и что они приехали, чтобы за наличные деньги купить необходимые припасы. Это, однако, нисколько не подействовало. «Мы остановились в середине в воротах, — пишет далее Крюйс, — но татары так сильно теснились в таком страхе и трепете, якобы город уже сдался». Из толпы вдруг выскочил один греческий матрос, который, ухватя вице-адмирала за руку, воскликнул: «Здравствуй, господин капитан Крюйс!» Матрос, как оказалось, 16 лет тому назад плавал с Крюйсом в Западной Индии и теперь узнал его. Между тем татары, среди которых был, по всей видимости, и сам комендант, стали просить, чтобы офицеры входить в город не изволили, что они доставят им все необходимое: быков, баранов, кур и пр. Как офицеры ни старались войти в город, однако не могли и должны были отступить. Принужденный удовольствоваться только внешним осмотром города, Крюйс, однако, дает в журнале описание его с цифрами. «Дистанция города около 400 шагов (?) в длину и 200 в ширину, по северной стороне [обращен] к воде, в зюйдскую сторону к горе высокой; обведен каменною стеною нарочитой вышины. На зюйд-остской стороне имеется крепость с пятью башнями; однакож стены в некоторых местах развалилися и зело не крепки, и некоторая плохая грудная защита. Ежели из 12 шестифунтовых пушек по ней стрелять, то и стены, и защита попаґдают». Дома все одноэтажные, кровли плоские из лещади (каменных плит). Двадцать турецких мечетей и две греческие церкви. Одна из мечетей близ водяных ворот, наизначительнейшая, «с полуглобусовою кровлею и со изрядною пирамидою посторонь, круг оной хорошая галлерея, от земли восемь лестниц (ступеней?) вышиною». На обратном пути к эскадре офицеры успели сделать промер фарватера.

После полудня сделал визит Гасан-паше адмирал Ф. А. Головин, которому Петр приказал, впрочем, когда флот подошел к Керчи, держать на своем корабле лишь флаг шоутбейнахта, контрадмиральский, чтобы турки не подумали, что из этой небольшой эскадры в 10 кораблей состоит весь русский флот, раз ею командует сам наивысший начальник флота. Адмирала сопровождали князь И. Ю. Трубецкой, князь И. М. Долгорукий, князь И. И. Троекуров, Ф. М. Апраксин и другие на нескольких шлюпках. Петр также находился в свите адмирала, занимая место в его шлюпке «за квартирмистра» и будучи одет в костюм саардамского корабельщика. Приветствованный надлежащими салютами, Ф. А. Головин провел на галере у Гасан-паши с час времени. Турецкий адмирал встретил его любезно, потчевал питьями и подарил турецкий кафтан «(парча серебряная, на ней большие золотые кубы), который сделан по ферезейному с проймами, атласом зеленым подбит»[181]. Как пишет Крюйс, адмирал «почтен был турецким золотным кафтаном и некоторыми конфектами». По просьбе Головина показан был ход турецкой галеры, «велено одной турецкой галере прогресть, которая немного кругом всех галер обошла и паки в свое время и на свое место на якорь стала»[182]. Вероятно, это было сделано по желанию Петра, который побывал, таким образом, на турецкой галере и мог ознакомиться с ходом этих судов турецкого флота.

Между тем на посольском корабле у посланников с приставом шли свои разговоры. Когда пристав явился на посольский корабль, он был встречен выговором за неявку вчера (20 августа): «…посланники ему выговаривали, для чего он вчерашнего дня к ним не бывал; а ему было должно к ним, посланником, ездить почасту… и чтоб он, конечно, с ними ехал на корабле царского величества или на своем немедленно». Пристав отвечал, что вчерашняя его неявка произошла «без хитрости, а впредь готов он к ним, хотя по вся дни, приезжать». Затем посланники передали ему роспись всем находившимся на их корабле морякам, пехотным чинам и посольскому составу. Всего находилось на корабле