Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

посланникам карту, «такову ж, — замечает Украинцев, — каковы я у тебя, государь, видел», и по карте указывал им путь, которым им идти по Черному морю, выйдя из Керченского гирла: надобно им зайти в Кафу (Феодосию) и в Балаклаву как для дров, так для живности и для пресной воды, и идти им подле берегов лиманами, а миновать им тех мест невозможно. И сами они, турки, «в те места для пресной воды и дров, а иное для харчевых запасов заезжают же, потому что на Черном море на крымской стороне только два корабельные пристанища: у Кафы, да у Булаклавы», третья же пристань Ала-Агры — на Анатолийском берегу. Если посланники за водою и запасами в эти пристани не зайдут, то будет опасность, что у них в запасах учинится скудость, если они пойдут в открытое море при такой погоде. Но отнюдь им не следует ходить в открытое море в такую погоду. В подтверждение своих слов адмирал сослался на привезенного им с собою опытного капитана, «которой у них по Черному и по Белому (Мраморному) морю ходит с сорок лет, а породою он галанец и принял их бусурманскую веру». Капитан этот сказал, что при восточном ветре совершенно им идти на Черное море невозможно. Тогда посланники обратились к своему капитану Петру Памбургу с тем же вопросом: можно ли им итти на Черное море тем восточным ветром? Памбург ответил утвердительно, добавив, что «они-де, турки, отговаривают то знатно для какого ни есть своего вымыслу, чтоб их, посланников, до Царяграда, испустя способное время, морем иттить не допустить».

Агры — на Анатолийском берегу. Если посланники за водою и запасами в эти пристани не зайдут, то будет опасность, что у них в запасах учинится скудость, если они пойдут в открытое море при такой погоде. Но отнюдь им не следует ходить в открытое море в такую погоду. В подтверждение своих слов адмирал сослался на привезенного им с собою опытного капитана, «которой у них по Черному и по Белому (Мраморному) морю ходит с сорок лет, а породою он галанец и принял их бусурманскую веру». Капитан этот сказал, что при восточном ветре совершенно им идти на Черное море невозможно. Тогда посланники обратились к своему капитану Петру Памбургу с тем же вопросом: можно ли им итти на Черное море тем восточным ветром? Памбург ответил утвердительно, добавив, что «они-де, турки, отговаривают то знатно для какого ни есть своего вымыслу, чтоб их, посланников, до Царяграда, испустя способное время, морем иттить не допустить».

Украинцев опасался, что турки тянут время, ожидая султанского указа из Константинополя с запрещением везти посланников морем, и поэтому стремился отплыть до получения турками такого указа, чтобы поставить их перед совершившимся фактом, и потому, опираясь на свидетельство Памбурга, продолжал настаивать на том, что «та погода им добрая и никакой противности на Черном море не будет». Гасан-паша старался поколебать у посланников доверие к свидетельству Памбурга: верить ему в том «не доведется для того, что он — человек молодой и на Черном море никогда не бывал и того моря не знает». Между тем Памбург вступил в беседу с турецким капитаном, обасурманенным голландцем, который выразил удивление постройке русского флота. «Да сказывал мне Петр Памбурх, — писал Украинцев царю, — что спрашивал у него тот капитан турский галанец, который обусурманился: кто-де у великого государя корабли делал и пушки, и всякие корабельные припасы? И он ему сказал, что все то делали русские люди, и он-де тому дивился, что русские люди умеют то делать, что голландцы», и при этом сообщил, что и турки, услыхав, что царь стал нанимать к себе в службу немцев и голландцев, стали также нанимать иноземцев: англичан и голландцев, что султан писал французскому королю, и король прислал ему многих людей, знающих морское дело[194].

Не успев отговорить посланников от поездки при восточном ветре, Гасан-паша стал просить еще трехдневной отсрочки; через три дня они готовы будут идти провожать посольский корабль со всем своим флотом, и если ветра способного не будет, то поведут корабль лиманами, т. е. по заливам возле берега, на галерах канатами. Посланники на это предложение сказали, «что никогда того не будет, чтоб им царского величества корабль вести каторгами, и лиманами за каторгами их корабль не пойдет, а хотя когда и море утихнет, то они, посланники, и без них и без их каторг знают, как по морю ходить, и пойдут они на корабле царского величества, выехав из гирла по Черному морю прямым путем, как надлежит к Царюгороду, не заезжая к тем пристанищам их». Украинцев считал такую проводку русского корабля на буксире галерами позором для русского флота. «Мы, государь, — писал он царю, — так им чинить над нами не допустим и вести корабля канатами всякими мерами не дадим и такого безславия, что будто они твой, великого государя, карабль на море водили канатами, не учиним». Посланники приказали капитану Памбургу принести карту Черного моря. Адмирал, посмотрев на карту, сказал, что она с его картой согласна и сходна во всем, «только миновать тех пристанищ Кафы и Булаклавы немочно». Заводя русский корабль по пристаням в Феодосию и в Балаклаву, турки еще выиграли бы значительное количество времени для задержки корабля, а между тем мог бы прийти султанский указ, и тогда корабль можно было не выпустить совсем. Вероятно, потому-то Украинцев и не хотел заходить в крымские города. Памбург, показав свою карту, говорил, «что он пойдет к Царюграду по той картине, не занимая тех пристанищ». Адмирал стал рассказывать, что «хотя они, паши, по Черному морю многажды хаживали, только подлинного пути не знают и для того всегда берут с собою вожей. И то-де Черное море уже их настращало, лучше б де им от салтанова величества смерть принять, нежели куды в поход велят им когда иттить на Черное море. И наперед-де сего корабли и каторги, не зная хождения, погибли у них многие». Ко всем своим заявлениям адмирал прибавлял один неизменный припев: «…и чтоб они, посланники, не дождався способной погоды, на море не ходили»; на что посланники с такою же неизменностью возражали, «что та погода к путешествию их добрая и им медлить не для чего»[195].

Как раз во время этого разговора, продолжавшегося около двух часов, погода переменилась. Гасан-паша все-таки возражал и уговаривал подождать постоянной погоды, такой, «которая б была непременна дни три или четыре, тогда разве мочно им будет иттить. А которая де погода