Дурные - Ксения Михайловна Спынь

про изысканного снежно-молочного зебу.

Понадобилось время, чтобы впереди, слева по дороге, выросло массивное приземистое здание.

Его когда-то огородили сетчатым забором, как садик или школу, и ворота были закрыты на висячий замок, но сам забор успел упасть местами, и в одну из дыр выбивался наружу заросший куст бузины.

Радио, уже задрёмывая, тихо напевало: «Расколдуй меня… Расколдуй меня…»19

— Интересно, что там, — Лана остановила лягуха у ворот.

Алиса с сомнением глядела через сетку на серый массив. Окна там не горели.

— Хотите пойти туда?

Лана шагнула из машины.

— Там может быть кто-то. Или что-то полезное, — она бросила это в пустоту, как бросают монету в уверенности, что теперь повезёт и расхлябанный манипулятор достанет наконец что-нибудь ценное.

Они позвали Нелли с собой, но та даже не отмахнулась — просто сделала вид, что тут никого больше нет, кроме неё и её овчара.

— Ладно, — вполголоса смирилась Лана. — Пусть последит за машиной.

— Пусть лучше машина последит за ней, — возразила Агнешка. — Что-то мне кажется, так будет лучше.

Оставив их сторожить друг друга, все втроём прошли за ограду, осторожно поднырнув под бузинными ветками.

— Лис, — уже на той стороне вспомнила Лана. — Как со временем?

Та растерялась сначала, но вспомнила про часы и вскинула руку посмотреть.

— Аа… Семь тридцать пять. Нормально?

— Да, уложимся, мы ненадолго. Ты только следи за ними.

Алиса часто закивала.

У здания уже не росло ничего, земля вокруг была навсегда вытоптана. Вблизи стало можно рассмотреть и облупившиеся стены, и вход под козырьком крутого крыльца.

— Какое-то оно заброшенное, — с сомнением проговорила Агнешка. Алиса вздрогнула, будто от холода.

— Не обязательно, — Лана подошла достаточно близко, чтоб прочитать синюю табличку у двери. — Это почтовое отделение. Я, правда, не вижу адреса. Может, внутри где-то будет?

Дверь оказалась тяжёлая, с огромной металлической скобой вместо ручки. Весь косяк заскрипел, завизжал и закачался, когда они открывали. Сквозь скрип звякнул нежный колокольчик, а затем звякнул снова, но кратко — от нежданных этих шевелений упал и разбился.

Алиса принюхалась — пугливо, точно боялась, что учует что-то — и чихнула.

— Угу, — откликнулась Агнешка. — И правда, заброшка.

Выключатель нашарился недалеко от дверей. Окошки стояли нетронутые — и сами окошки, и столы за ними, громоздкие и тёмные, умудрённые пылью. У самого входа на невысоком бюро меж двух кресел сгребли в охапку позапрошлогодние листья — с клёнов, с лип, с каштанов. Из-под них выглядывали пожухлые листики бланков и несколько почти пустых ручек, а выше, на стене, кто-то красиво нарисовал Нелли в виде карточной дамы бубен. Низ лица она прикрывала веером, а за плечом её виднелась ничего не выражающая маска.

— Надо было зазвать её сюда, — заметила Агнешка, рассматривая рисунок.

Лана недовольно поморщилась на это, но ничего не сказала. Её привлекли столы — столы, ящики и всё, что в них. Скрипнув неплотно прикрытой загородкой на петлях, она скользнула за стойку.

— Есть что-нибудь? — поинтересовалась Агнешка.

— Воду зачем-то оставили — Лана кончиками пальцев подняла небольшую мутную бутылку с открытым горлышком.

— Для цветов, наверно.

Но на окне давно не стояло цветов. Из одного только горшка, опираясь на оконную впадину, ползла какая-то кракозябра, но вряд ли ей была нужна вода. Лана вернула бутылку на место, брезгливо вытерла пальцы о брюки.

Ящики столов пустовали. В них не было даже ненужного — разве что оставшаяся кнопка или сушёный таракан.

— А что ты ищешь? — спросила Агнешка.

— Не знаю. Может, тут где-нибудь завалялся шнур от телефона. Мне бы всё-таки хотелось включить его.

— Говорят, они иногда начинают работать от удара. Или можно нагреть аккумулятор зажигалкой.

— Ну. Мерси. Я лучше подожду. Может, найдётся способ более многоразовый, — она отперла ящик с маленьким ключом в скважине, и оттуда выпорхнул гимн Франции или начало битловской песни. Точно они не узнали — Лана тут же захлопнула ящик обратно.

— Дряньство, — пробормотала она. — Что оно тут делает.

— Да ладно, — протянула Агнешка. — Чем тебе не нравится марсельеза?

— Ничем, — Лана подняла голову, посмотрела в сторону двери. — Лис? Ну как, есть что?

Алиса, присев на корточки, раскладывала бланки поверх высохших листьев, будто хотела сыграть в пасьянс, но все они были пусты и одинаковы. Она вздрогнула от оклика, покачала головой.

Лана взглянула в другую сторону.

— Там таксофон вроде, — кивнула она Агнешке и наклонилась порыться в тумбе под столешницей.

— Он без трубки.

— А ящик для писем?

— Где?

— Где-нибудь. Ты там рядом, посмотри.

— Тут нету ящика для писем. Ни у входа, ни здесь — нигде нет. Нет телефонов, нет адресов, нет никаких полезных штук, — здесь вообще ничего нет для нас, Лан, в этом здании, оно просто тут стоит.

— Па-дам, — Лана торжествующе подняла небольшой чёрный цилиндр. — Лис, дай мне, пожалуйста, бланк. Любой пойдёт.

— А что это? — Алиса протянула ей пожелтевшую бумажку.

— Печать. Хочу проверить.

Лана аккуратно выжала, придавив бланк, потом отложила цилиндр в сторону и поднесла бумагу к глазам.

— Ну как? — встревоженно спросила Алиса, будто это она была ответственной за результат.

— Ну… неплохо, — пробормотала Лана. — Неплохо. Но, если честно, белиберда.

— Покажи? — Агнешка протянула руку. Лана вскинула взгляд:

— Белиберда же, говорю, — она спрятала бумажку к себе. Чуть поджав губы, вышла из-за стойки. — Вы же не хотите рассказывать, что было в том отделе в универсаме. Вот и я не хочу.

Из зала вёл ещё коридор — тоже пустой, а ещё тёмный и какой-то весь отсыревший. Им, вероятно, не пользовались так давно, что даже не меняли штукатурку, а из лампочек горела только одна, и одна моргала где-то в конце. По низу ещё осталось немного мутно-зелёной краски, верх же облупился и кусками лежал на полу.

— Даже крыс нет, — подытожила Агнешка.

— Зачем тебе крысы? — спросила Алиса.

— Они иногда бывают жутко милые.

— Подарить тебе крысу, когда мы выберемся? — спросила Лана. — Из дикой панельки дикого пасюка?

— Подари, — помолчав, Агнешка кивнула.

Красивая девочка висела на прочных нитях внутри каркаса пианино, поставленного набок. У неё было красивое платье под парчу и плюш и две косички из густой красивой чёрной пряжи, а лента на шее — видимо, сначала это был бант — развязалась и свисала вниз, а на ней красиво вышили…

— Сто лет, как я учила немецкий, — пробормотала Агнешка, пытаясь рассмотреть буквы почти без света. — Ну, допустим, тут написано что-то типа «Держи меня, жизнь, держи» — без понятия, о чём это.

Глаза для повиснувшей, вероятно, забрали у кого-то другого, с существованием куда более полнокровным и захватывающим, но тут они поблёскивали тускло и в никуда. Она была очень