Лорд - дикарь - Патриция Коулин

Ариэл не следила за модой, но старалась одеваться со вкусом и выглядеть опрятной. Она критически относилась к своей внешности и не считала себя даже хорошенькой, однако сегодня интуитивно чувствовала, что платье очень ей идет. Если она и не красавица, то уж, во всяком случае, и не дурнушка.

Ариэл очень берегла это платье для какого-нибудь важного события в своей жизни. Таким событием могло стать решение мистера Пенроуза сделать ей предложение, если он, конечно, когда-нибудь на это решится. Сегодня все ее надежды, связанные с мистером Пенроузом, рухнули. Посчитав, что другого торжественного случая, как этот обед, в ее жизни не будет, она решила надеть это платье, хотя настроение у нее было такое, будто она идет не на обед, а на гильотину.

Как только Каслтон и Пенроуз вошли в гостиную, Ариэл начала развлекать их светской беседой, надеясь тем самым отвлечь их от горькой правды.

Она не видела Сейджа с того самого момента, когда оставила его одного в гостиной, и не имела ни малейшего представления, что он делал все это время: одевался согласно ее указаниям или бесцельно бродил по комнате и накачивал себя бренди. Она приказала Фаррелу следить за тем, чтобы его милость не покидал дом, а до остального ей не было дела. Она сделала все, что в ее силах, и теперь решила умыть руки.

Правда, у нее возникло искушение подняться к нему и еще раз постараться убедить в чрезвычайной важности обеда для них обоих. Она даже хотела запереть его в комнате и сказать гостям, что он внезапно заболел и не сможет спуститься к обеду. Однако, взвесив все «за» и «против», она решила отдаться на волю судьбы с гордо поднятой головой.

Но несмотря на принятое решение, она занервничала, когда граф, прервав ее болтовню, спросил, когда же Сейдж присоединится к ним.

— Скоро, — ответила она, стараясь подавить в себе страх и мило улыбаться, в то время как ее сердце рвалось из груди.

Поманив Фаррела, который топтался в дверях в ожидании приказаний, Ариэл сказала:

— Пожалуйста, поднимитесь наверх и попросите лорда Сейджа спуститься к нам.

— Слушаюсь, мисс Холлидей, — ответил Фаррел, однако в его голосе звучала неуверенность. — Но если он…

— Не имеет значения, — прервала его Ариэл. — Он должен спуститься.

Фаррел, здоровенный детина, внезапно смутился и, бросив осторожный взгляд в сторону гостей, понизив голос, спросил:

— А если он не захочет?

— Убедите его, — ответила Ариэл.

Фаррел продолжал в нерешительности топтаться на месте, когда за его спиной прозвучал незнакомый голос:

— В этом нет необходимости.

Все как один повернули головы, и четыре пары глаз устремились на обладателя этого глубокого властного голоса. Все четверо пришли в оцепенение.

В дверях стоял Сейдж, одетый так, будто сам Браммелл был его камердинером. На нем был черный фрак из ткани высокого качества, открытый на груди и позволяющий видеть такой же черный жилет, расшитый изумрудными и золотыми узорами. Ослепительно белая кружевная рубашка застегнута на все пуговицы, а ее кружевные манжеты торчали из рукавов как раз на ту длину, которая соответствовала моде. Темно-коричневые брюки плотно облегали бедра и ноги, обутые в высокие, доходящие до колен черные сапожки, начищенные так, что в них отражался свет свечей. Даже черные волосы были тщательно расчесаны и зачесаны назад, открывая тонкие черты прекрасного лица.

Но что больше всего привлекло внимание Ариэл и, можно сказать, сразило ее, так это шейный платок.

Квадрат блестящего белого шелка был завязан на шее в такой аккуратный, безупречный узел, что Ариэл от удивления открыла рот.

Кто помог ему завязать его?

Фаррел? Нет. Он был в таком же шоке, как и все остальные. Кто-нибудь из служанок? Нет. Ни одна из них никогда бы не осмелилась войти к нему в комнату.

Тогда кто?

Напрашивался только один ответ, настолько непостижимый, что Ариэл никогда бы не поверила, если бы не видела все своими глазами.

Сейдж. Он сделал это сам. Глядя на узел, завязанный по всем правилам моды, Ариэл пришла к заключению, что это не дело случая или удача начинающего.

Значит, все это время он прекрасно знал, как одеваться.

Значит, все это время она вела себя как последняя дура, объясняя и показывая ему, как носить одежду. Он сделал из нее шута. Сейдж сам прекрасно умел одеваться.

А это значит — Ариэл почувствовала, как сжимается ее сердце, — он притворялся и в остальном.

Ее догадка немедленно подтвердилась, как только она, оправившись от первого шока, стала прислушиваться к беседе, которую Сейдж непринужденно вел с графом на отличном английском языке. Без его обычного хрюканья и скрежета зубами, от чего она так долго и безуспешно пыталась отучить его.

Все от начала до конца — ложь. Она пока не знала, что заставило его расстаться со своей ролью, но то, что он дурачил их всех и ее в первую очередь, было совершенно ясно. Теперь с нее хватит: она больше не будет принимать участия в этой дурацкой игре.

Сейдж прошел в гостиную и остановился в нескольких шагах от Ариэл, продолжая с вежливой улыбкой беседовать с графом Каслтоном. Из-за спины графа выглядывал Пенроуз с тупым, застывшим выражением лица.

— Чудеса, скажу я вам, — в который раз восторженно повторял Каслтон. — Поистине чудеса. Хотя нет. Если хорошенько подумать, то чудеса — это Божественный промысел, а здесь…

Он протянул обе руки к Сейджу, приглашая всех полюбоваться шедевром великого мастера.

— Нет, это работа земного ангела, — продолжал он.

Граф повернулся к Ариэл и отвесил ей низкий поклон:

— Мисс Холлидей, вы просто гений.

— Я только то, что есть на самом деле, ваша светлость, — ответила Ариэл. — Боюсь, что вас ввели в заблуждение…

— Мисс Холлидей хочет сказать, — вмешался Сейдж, не давая ей возможности продолжать, — что вы несколько заблуждаетесь, приписывая ей одной мое чудесное перевоплощение. Здесь не последнюю роль сыграл и мистер Пенроуз. Именно он давал ей ценные указания во время своих частых визитов, и я уверен, что мисс Холлидей хочет, чтобы вы в первую очередь отметили его заслуги.

Граф посмотрел на Пенроуза.

— Это правда? — спросил он.

Пенроуз выглядел совершенно ошеломленным.

— Ну… я… естественно… приходил и… — Пенроуз выпятил грудь и перестал заикаться. — Это правда. Я давал советы. Я всегда говорил, чтобы она была потверже. — Пенроуз сжал кулак и потряс им в воздухе для лучшей убедительности своих слов. — Твердая дисциплина — залог успеха, — сказал он. — И ей-богу, вы сами видите результат.

— Да, вижу, — согласился Каслтон, сияя улыбкой. — Надо отдать вам должное, Пенроуз. Я всегда знал, что вы оборотистый малый, но не догадывался, что в вас скрыты такие таланты.