Ночной консьерж - Йенс Фишер

В который раз «Касабланка» оказалась провидческим фильмом. До конца года этот африканский сказочник наведывался в Россию еще три раза, без отцовского сопровождения, официальных делегаций и без люкса в «Хайте». Теперь он сам звонил Сержу за пару недель до приезда, тот выслушивал его шаманские наговоры, расшифровывал в меру своего разумения и делал все, чтобы дорогой гость уезжал из Москвы счастливым. Самое удивительное после памятного похода в гей-клуб «Амбар» заключалось в том, что как бы Серж ни истолковал теперь многозначительности Огни, он каждый раз оказывался прав. Воистину древние мудрости такие гибкие.

Серж селил Огни в частных апартаментах на Китай-городе, где уютная люксовая трешка с полным фаршем в старинном доме стоит всего пятьсот долларов в сутки. Каждый раз Серж старался расширять географию заведений, в которых раздевались и понимающе разглядывали друг друга кудрявые аполлоны с античными торсами, промасленными бицепсами и томными взглядами. И каждый раз дружеское участие консьержа щедро оплачивалось. Серж радовался своим возросшим потребительским возможностям, но ни разу во время этих шалостей у него не возникла мысль, что он прислуживает богатому парню. Мудрый Огни тактично давал понять Сержу, что тот – его добрый приятель, наперстник и оказывает дружескую помощь. А то, что эта помощь слегка вознаграждается, так это влияние традиций, привычек, времени и – ничего личного.

Огни никогда ничего не просил в требовательной форме, никогда не выражал недовольства, никогда не раздражался. После встреч с ним Серж вспоминал русского поэта Гумилева, который в молодости совершил три путешествия в Африку. Серж фантазировал, что именно предки Огни водили гумилевскую экспедицию по влажным, кишащим змеями и обезьянами джунглям. Прошло сто лет, и теперь он, белый парень, стал для их потомка проводником по джунглям этой евро-азиатской столицы. Он раздает долги, восстанавливает исторический баланс. «Порой деревья укрывают удава, порой удав спасает деревья», – Огни будто читал его мысли. Серж улыбался. Ему нравился Огни, его причуды и его деньги. Игра в обслуживание становилась азартной.

Сыну суданского госчиновника, похоже, услужливое гостеприимство московского консьержа импонировало не меньше. В третий раз он прилетел в Москву с компанией друзей. Двое черных, его ровесников, и двое белых, на вид немногим старше. Огни представил их как однокурсников по Кембриджу.

– Знаешь, Серж, из Кембриджа вышли двадцать три нобелевских лауреата по физике и семь по экономике. Перед тобой – Николас, Иво, Барри и Ошу, соответственно – восьмой, девятый, двадцать четвертый и двадцать пятый лауреаты.

Будущие нобелевские лауреаты протянули руки для рукопожатия.

Серж чуть не расплакался, когда Огни отрекомендовал его:

– Серж, мой русский друг, работает в отеле, – суданец с белозубой улыбкой похлопал его по спине, – но это ему не мешает. Он знает всех в этом городе, он может достать все что угодно… Серж знает этот город, как свой отель! Любые кладовки, черные ходы, балконы, туалеты и служебные чуланы!

– О! Серж – консьерж Москвы? – скаламбурил Николас, улыбчивый голубоглазый парень, медлительностью и скромностью напоминавший прибалта. – Ночной консьерж Москвы?

– Консьерж? – поддержал чернокожий Ошу. – А меня обожают горничные. Я умею не мусорить в номерах, где останавливаюсь. Всегда оставляю после себя только мятые простыни, слегка спрыснутые семенем, и легкий аромат «Silver Shadow»… В Москве продают «Silver Shadow»?

Все засмеялись, выставили вперед большие пальцы и долго хлопали Сержа по спине.

На следующий день он узнал, что Николас – сын британского лорда, то ли герцога, то ли принца, одного из самых богатых людей в Европе, а Ошу готовится лет через двадцать стать президентом Судана. Узнав об этом, Серж искренне удивился, потому что ночные запросы у парней оказались намного скромнее их статуса: обычные модельки-худышки на высоченных каблуках, съехавшиеся в Москву за легким заработком со всех городов большой страны; гонки на спортивных автомобилях по ночному городу; групповая оргия в загородном особняке, специально снятом для этой цели… В оргии не участвовал лишь Огни, отговорившись в своем стиле: «Ветер не раздувает огонь, который может его сжечь». Справедливости ради стоит отметить, что на следующий день, несмотря на физическую истощенность, вся компания отправилась в Третьяковскую галерею, где три часа с интересом рассматривала полотна русских передвижников.

После того уикенда Серж никак не мог выбросить из головы слова богатых бездельников. Слова казались пророческими. «Ночной консьерж»… «Консьерж Москвы»… Он повторял их с разными выражениями перед зеркалом, как Роберт де Ниро в фильме «Таксист», выбрасывая вперед руку и смакуя звуки. Он привыкал к ним, он срастался со словами, пытался, используя слова как удобрение, взрастить на них новое качество самого себя. Возможно, новую личность? У него уже появлялось ощущение, что «Хайт» он перерос. Кажется, время наемного работника в крупной компании уходило в прошлое. Наступало время работы на себя. Индивидуальное предпринимательство.

О необходимости этого говорили по телевизору все – от президента до мелкого торговца фруктами на Дорогомиловском рынке. Но Сержу нравился иной образ, образ из книг. Он представлял себя одиноким средневековым рыцарем, который предлагает королям купить в услужение свой острый меч, длинное копье и горячее сердце. Хотя нет, пожалуй, сердце стоит приберечь для прекрасной дамы.

Через неделю у Сержа появилась визитка, документально зафиксировавшая его новое качество. Черный квадрат дорогой кожи с именем, номером телефона и одной фразой: «Night Consierge. Special Events». В типографии он на секунду задумался над вопросом: «Сколько штук печатать?» Попросил сто, непонятно на что рассчитывая.

В действительности у него ни разу не получилось вручить более трех визиток в течение месяца. «Хайт» – слишком респектабельный отель. Сержу приходилось действовать со шпионской осмотрительностью, ежедневно сканируя интуицией клиентов. Он закрывал глаза, медитировал, просчитывал и комбинировал. Все ради того, чтобы определить, кто из них может воспользоваться и воспользуется предложенными услугами, а кто немедленно настучит администратору. В последнем случае Серж мог сразу прощаться с работой, несмотря на воскресный футбол с Чехониным. Самодеятельность здесь не приветствовалась.

Первым был австрийский ювелир. Лет пятидесяти, плешивый и тучный, в артистично помятом вельветовом пиджаке и серьгой в маленьком круглом ухе. Пока Серж размещал его в номере, ювелир разговаривал сухо и смотрел по сторонам взглядом ошалевшего мизантропа. Но, протягивая десять евро на чай, он неожиданно подмигнул Сержу и спросил, не порекомендует ли ему уважаемый консьерж пару мест в Москве… «из тех, что не указаны в путеводителях», – так он выразился. Поколебавшись, Серж сделал вид, что не заметил, как из его кармана выпала визитка. Вслух, конечно, промямлил что-то про Воробьевы горы и обещал обдумать рекомендации… Той же ночью его чаевые увеличились в сто раз.

Затем приезжали парижский банкир, интересовавшийся антиквариатом, британская рок-звезда, запросившая экскурсию по частным галереям современного искусства, почтенный израильский бизнесмен, днем интересовавшийся ресторанчиками, предлагавшими национальные кухни малых народов, а ночью – проститутками-калеками. Серж так и не смог даже умозрительно постичь степень извращенного удовольствия от секса с одноногой девушкой. Но очевидно, что израильтянин был не одинок в стремлении к подобному удовольствию. Ни в одном ночном кошмаре не могло Сержу привидеться, сколько одноногих, одноруких, безруких вовсе, а также безухих, безносых, безгубых, безглазых проституток можно обнаружить в Москве, если задаться такой целью.