Дети луны - Наталья Резанова

— Ты по-прежнему готов исполнить любое мое по веление?

— Как всегда. Куда я должен идти, государь?

— Никуда. Тебе понадобится лишь отвечать на вопросы. Ты сказал Раймунду, что хорошо знаешь горы?

— Я говорил также, что твое величество без труда найдет людей, знающих их лучше.

— Опять боишься занять чужое место? Но вот представь себя на чужом месте… на моем. Какой дорогой бы ты повел войска?

— С конницей Святого перевала никак не миновать, — без запинки ответил Странник.

— Я говорил! — Лонгин стукнул кулаком по столу.

— И ты берешься?

— Почему бы нет?

— Биться лбами — это мы умеем. Только и умеем, что это.

— Арнсбат!

Странник насторожился. Это имя было для него единственным понятным словом в предыдущем обмене репликами, но как раз этого имени он слышать спокойно не мог.

— Что Арнсбат? — недовольно сказал король. — Еще неизвестно, как обернется.

— А… — начал Странник и осекся. Три головы одновременно обернулись к нему.

— Ну, продолжай, что же ты?

— Вы хотите идти отсюда по главной дороге? Я правильно понял? Потому что к Святому перевалу есть еще одна, не прямо ведет, а, как бы это сказать… сбоку. Плохая дорога, — быстро добавил он, — купцы ее избегают… Обвалы… Не знаю, известна ли она Лотару.

— Где? — король приподнялся. Углы его рта растя нулись.

— Далеко отсюда. К северу от Эйлерта. Собственно, это даже не дорога…

— Дальше! Почему опять замолчал? Странник оглядывался по сторонам.

— Ищу, на чем начертить.

— Черти на чем хочешь.

Странник подумал еще мгновение, потом вытащил кинжал, который уже не прятал, из ножен и решительно подошел к камину.

— Вот Лесная лощина. Вот Эйлерт. Вот Большие болота. А отсюда начинается ущелье Бек, — он царапал острием по беленой поверхности. — Раньше там была река, теперь она ушла под камни. А по дну ущелья — вот так, как я показываю…

— …к Святому перевалу! — воскликнул Лонгин. -Верно.

— Откуда ты узнал про эту дорогу? — впервые подал голос Раймунд.

— От одного охотника, в прошлом году, весной. А если ты спросишь, где сейчас этот охотник, — отвечу тебе просто: не знаю.

С пронзительной ясностью он ощутил сейчас свою отчужденность от всех этих людей. Он не верил ни старому шутнику в короне, ни его слугам, какими бы титулами они ни назывались, — никому. Он был так душевно далек от них, что не смог бы ни оскорбиться, ни испугаться, и потому голос его убеждал, и речь казалась неопровержимой.

— Значит, ты сам проходил этим путем, или нет?

— Если бы я там не был, то не стал бы и говорить.

— На коне или пешим?

— Пешим, конечно. Тебя, вероятно, интересует, сможет ли там пройти конница. Да, сможет, но придется — если вы решитесь — быть крайне осторожными. Я снова повторю — дорога очень плохая. У нее только одно достоинство.

— Какое же?

— Она безлюдна. Я не встретил никого до самого перевала.

— Чем ты можешь подтвердить свои слова?

— Ничем. Разве что со мной пошлют отряд всадников, которые осмотрят ущелье, чтоб, вернувшись, удостоверить мой рассказ.

— А ты по пути удерешь, — сказал король.

— Ну, пусть едут без меня, а меня посадят под замок. — Странник понимал, что король говорит не серьезно, а так, развлекается.

— А они без тебя завязнут в болотах… Ты сказал все, что знаешь?

— Могу повторить подробнее. Только это займет много времени.

— Надеюсь, не до октябрьских холодов? Хорошо, места вокруг Эйлерта я и сам знаю… Что скажешь ты, граф?

— Не знаю. То, что он предлагает, — выгодно. Но чтобы рыцари ползали по горным щелям… Я предпочитаю победу, принесенную честным сражением, а не разными там хитростями и уловками.

— А ты, Раймунд?

— Прямая атака опасна. Но и неизвестность тоже опасна. А победа есть победа…

— Настоящий ответ законника. У тебя есть что воз разить, Странник?

— Против предателей и орденцев любая хитрость честна.

— Смотри-ка, нашелся! Чем же тебе орденцы так не угодили?

Об этом он многое мог рассказать, но ограничился одним замечанием:

— Лезут на чужое место, государь. Тот осклабился.

— Ты очень верно определил их политику, хотя и кратко… Чем вознаградить твою находчивость?

— Не было ли каких известий от Вельфа?

— Нет. И какие могут быть известия — ведь Странник у него только один. Теперь ступай. — И, как в прошлый раз, добавил: — Пока ты свободен.

Странник шел по коридору, прищелкивая пальцами. Пусть решают, что хотят и как хотят. Главное, хоть что-то сдвинется. Ему ничего не сообщат. И не надо. Он и так знает — скоро.

Ночь перед выступлением он не спал, да и трудно было спать из-за шума, доносившегося снаружи. По двору с руганью моталась обслуга. Мелькали проносимые факелы, на мгновение выхватывая из тьмы чье-то искаженное лицо с вытаращенными глазами и вновь погружая его во тьму. Скрипели тяжело груженные телеги — их перевозили за ворота, чтобы не мешать построению войска. Перегоняли лошадей. Монахи, подстрекаемые греховным любопытством, повылезли из своих нор, и конюхи пихали их с проклятьями, на что святые отцы, много навидавшиеся и наслушавшиеся за минувший месяц, отвечали не менее забористо. Посреди этого хаоса Странник чувствовал себя превосходно, подобно умелому пловцу, которого волны несут сами собой. Внезапно его окликнули. Он обернулся. Перед ним был Себастьян, один из королевских приближенных.

— Вот ты где! Король так и предполагал, что ты будешь здесь!

— Мне идти к нему?

— Не надо. Он лег спать. А тебя велел разыскать. Пошли.

Странник направился вслед за Себастьяном.

— Пресвятая Мария! И Раймунд здесь! Тебе-то что не спится?

Тот только махнул рукой. «Видно, надзирает за чем-нибудь».

— А ты, выходит, отправляешься с нами? — спросил Себастьян.

— Такова королевская воля.

— Верно. А так как его величество желает, чтоб его свита выглядела достойно… Ага! Вот он, ведут. Эй, ребята, огня сюда!

Слуги подбежали с факелами, и конюх подвел Страннику невысокого коня, рыжего от гривы до хвоста, уже оседланного и взнузданного.

— Он принадлежит тебе. Кличка его — Кречет, потому что он легок как птица. И еще он рыжий, как его хозяин.

— Хорошо, что не седой, — пробормотал Странник. Впрочем, хотя королевский подарок не полагалось оценивать, он, бросив взгляд на ноги, голову и грудь коня, остался удовлетворен. Ему хотелось также посмотреть на зубы и копыта, но сейчас это было невозможно, и он низко поклонился, приложив руку к сердцу.