Средневековый Понт - Сергей Павлович Карпов

укрепить свои прерогативы в отношении других митрополитов Трапезундской империи и не допустить превращения Трапезунда в центр автокефальной церкви, по примеру Болгарии или Сербии. Уступка была на деле определенным компромиссом интересов. Грамота демонстрирует и то, что церковные льготы были орудием тонкой долговременной политики Михаила VIII по отношению к Трапезундской империи. Но отнюдь не первый Палеолог на троне был ее «изобретателем». Аналогичную политику Никейская империя проводила по отношению к другим православным церквам, предоставляя Сербской (1219 г.), Болгарской (1235 г.), Киевской (1250 г.) архиепископиям автокефалию или особые права при условии укрепления связей этих церквей с Никеей и упрочения сообщества православных государств. При этом сербская кафедра при св. Саве Немане получила так же, как и позднее трапезундская митрополия, разрешение, чтобы местные епископы сами рукополагали архиепископа. Таким образом, политика по отношению к Трапезунду — скорее не исключение, а осознанный курс вселенского патриархата и никейских императоров, направленный на укрепление, ценой уступок, лидирующей роли Никеи как наследницы Византии[602]. Трапезундская церковь получила большие права, в избрании владык, чем Киевская, но не стала автокефальной, как Сербская и Болгарская.

С восстановлением Византийской империи в 1261 г. Михаил Палеолог мог с большей настойчивостью отстаивать претензии на роль единственного императора ромеев. Но отношения между двумя странами существенно осложнили заключение византийским монархом в 1274 г. Лионской унии с папством и перемены в политической ориентации Трапезундской империи при императоре Георгии (1266–1280). На унию Михаил VIII пошел как прагматичный политик, опасавшийся нового удара с Запада после падения Латинской империи. Там складывалась сильная антивизантийская коалиция во главе с папским вассалом могущественным королем Сицилии Карлом Анжуйским. Уния вызвала сильнейшее противодействие как в самой Византии, так и в других греческих государствах. Ее отвергли подавляющее большинство населения, значительная часть духовенства и высших чиновников. Нити заговоров против Михаила VIII плелись и изнутри, и извне; в них участвовали даже его ближайшие родственники[603]. На Балканах правитель Эпира и Арты Никифор и его сводный брат владетель Фессалии Иоанн Дука выступили поборниками «истинного православия» и начали переговоры с заклятым врагом Византии Карлом Анжуйским. Соборы антиуниатов в Неопатрах в мае и декабре 1277 г. предали византийского василевса анафеме, отлучили его, папу и патриарха от церкви, как еретиков. Карл Анжуйский в то же время заявлял, что заключение унии не сняло с Палеолога ответственности за узурпацию престола Латинской империи; лишь боязнь папского интердикта удерживала его от военной экспедиции[604]. Интриги против Михаила VIII велись в Болгарии[605]; даже далекий Херсонес Таврический был оплотом оппозиции[606]. Естественно, что и Трапезунд не остался в стороне от этой ожесточенной борьбы, в ходе которой Михаил VIII прибегал к расправам над противниками унии. После того, как в апреле 1277 г. Михаил VIII на Влахернском соборе торжественно заявил о принятии латинского символа веры и догмата о папском примате и затем перешел к широким репрессиям, Трапезунд стал одним из центров иммиграции антиуниатской верхушки. По сообщению протонотария Михаила VIII Огерия, эта иммиграция вскоре приняла значительные масштабы[607]. Хотя византийский историк Никифор Григора и напишет позднее, что «рассеявшиеся по всей вселенной» враги унии были лишь «чернью и торговцами»[608], данные современного событиям источника указывают и на церковноадминистративные верхи общества.

Трапезундская церковь изначально устранилась от переговоров об унии: ни один из епископов Трапезундской империи не подписал в 1274 г. документа Константинопольского собора, утверждавшего условия унии, заключавшиеся в признании папского примата, допущении апелляции к папе как к высшей инстанции, поминания папы на всех службах. Из числа около 144 митрополитов и архиепископов Константинопольского патриархата акт Константинопольского собора подписали лишь 35 или 38. Среди них не было трапезундского владыки, равно как и патриархов Антиохии и Александрии, отказавшихся подписать грамоту[609].

После смерти более умеренного папы Григория X (1271–1276) и недолго правивших трех его преемников, папа Николай III (1277–1280) ультимативно потребовал от Михаила VIII выполнения всех установлений унии. Были выдвинуты и новые условия: полного единства литургии, личных клятв греческого духовенства в верности католическим догматам, признания латинского символа веры всем православным населением. Только после получения клятвенных грамот папа соглашался признать правомочия патриарха и византийского духовенства. Эта, наиболее оскорбительная часть папского документа (т. н. Меморандума) 1278 г. и новые уступки Михаила VIIІ вызвали взрыв негодования со стороны греков.

Основным источником, проливающим свет на связь этих событий с Трапезундом, является Отчет византийского протонотария Огерия о переговорах Михаила VIII с папскими послами Марко и Марчето, прибывшими, по мнению Д. Никола, в Константинополь весной 1280 г.[610] В ответ на жесткие требования папы, Михаил оправдывался в трудностях исполнения условий, ссылаясь на козни противников. Он жаловался папе, что «неверные» (противники унии) отправились к трапезундскому правителю, праправнуку основателя Трапезундского государства Алексея (генеалогическая связь неточна: и Георгий, и его брат Иоанн II приходились внуками Алексею I, однако, если считать последовательность правлений: Алексей — Андроник Гид — Иоанн I — Мануил — братья Андроник II — Георгий — Иоанн II, то сыновья Мануила окажутся четвертыми в ряду трапезундских государей, что и могло привести к их именованию «праправнуки»). Враги унии, рассказав трапезундскому правителю обо всем, объявили, что, так как Михаил VIII стал еретиком и подчинился папе, они готовы примкнуть к названному трапезундскому правителю, если он назовется императором[611]. В соответствии с этим была произведена коронация и облачение правителя в одежды василевса. Но известно, что Трапезундский государь с момента образования империи на Понте назывался василевсом, хотя и не признавался в качестве такового Никеей и, затем, Византией. Ради оправдания перед папой, Палеолог стремился возвести часть вины на Георгия или Иоанна II, как на похитителя прав византийского василевса, объединявшего вокруг себя врагов унии. Примечательно в этой связи замечание Пахимера о том, что Иоанн II, несмотря на многочисленные просьбы Михаила, при своем вступлении на престол вновь принял титул василевса[612].

Но правомерен вопрос, если Трапезунд стал одним из центров сопротивления антиуниатов, поддерживал ли он связи с таким же центром на Балканах? Некоторые исследователи постулировали это как факт[613]. Но мы не обнаружили в источниках прямых сведений об этом. Огерий просто указывал, что в Трапезунде были враги унии, не детализируя, что они прибыли из Эпира или Фессалии. Большое расстояние и трудности сообщения (через Константинополь!) вряд ли способствовали быстрому созданию устойчивого союза, хотя ведение переговоров и согласование действий исключить нельзя. Кроме того, обе оппозиционные силы претендовали на главенство и на роль византийских василевсов, что не способствовало их объединению. Безусловно, основные переговоры с трапезундским правительством вели