Мы - одна бригада - Владимир Колычев

– Было дело, – кивнул Игнат. – Законник Завар за него подписался. Пишет, что Бурлак честный пацан, косяков за ним нет. Он же и смотрящим его поставил. Значит, доверяет пацану... Ты слышал, Шавро, Бурлак за хатой на закрытке смотрел. Это наш, воровской пацан. А твой Помбур козлом его назвал. Ты бы стал молчать, если бы тебя козлом назвали...

– За козла спрашивают, – соглашаясь, кивнул смотрящий. – Да и Леший метлой своей не в тему мел...

– Вот видишь, ты все правильно понимаешь. Зачем тогда на пацанов наехал?

– Так это, под раздачу не хотели.

– Значит, они не фуцаны, чтобы отгребать...

Фуцанами на воровском жаргоне назывались честно работающие осужденные. То бишь мужики...

– Ну не фуцаны, – пожал плечами смотрящий.

– Чо ты жмешься, Шавро? Нормальные пацаны к тебе заехали. Не надо их чморить...

– Ну не надо, так не надо...

– Все, хорош талы-талы разводить, а то, не ровен час, кандюки нагрянут. Давай, Шавро, гаси шухер и мужиков на место вертай...

Пятус кашлянул в кулак и, ни с кем не прощаясь, тяжелой походкой больного человека двинулся к выходу. Игнату показалось, что Шавро смотрит на пахана без особого почтения.

Смотрящий мог относиться к вору как угодно. Только слово его нарушить не мог. Поэтому Игната и его друзей оставил в покое. Но на свой берег не позвал. И братва бросала на них косые взгляды.

Мужиков вернули в койки. Блатные какое-то время о чем-то шептались между собой, затем тоже отвалили на боковую. В бараке установилась тишина. Но Игнату не спалось. И его друзьям тоже.

Игнат предложил выйти в курилку.

– Так нельзя же...

– Ну и хрена, что нельзя!

Он резко сорвался с койки, оделся. Лева и Вилли нехотя потянулись за ним. Дневальный попытался их остановить, но Игнат так глянул на него, что у того язык отнялся.

На улице было холодно. Но Игнат этого не замечал.

– Ты чо как с цепи сорвался? – спросил Лева.

Он обнял себя руками – согревался.

– Поговорить надо. Не хочу чужие уши греть.

– Ну можно было в умывальник зарулить.

– А это не нарушение режима.

– Не понял, а зачем его нарушать?

– А вот захотелось!.. Последняя струна во мне лопнула!

– Какая струна?

– А последняя струна, на которой держалось мое уважение к закону... Все, ничего не осталось!.. Ты, Лева, сам посуди. Из школы меня поганой метлой погнали, а за что, за то, что моего батю за мокруху посадили. Я уже тогда изгоем стал. Менты меня из отцовской хаты выгнали. По беспределу! Никому не было до меня дела. Никому!.. Мы с корешами вагон разбомбили, менты нас за это повязали. Тут в принципе, честная игра, я не спорю. Четыре года мне дали. И это я еще могу понять... Сюда на зону зарулил. И что началось, а? То, что с Губаном завязались, так это ладно, с кем не бывает. И то, что нас в кондей загнали, тоже понятно. Наказали так наказали. А вот чабана нашего, Шепелева, я не пойму. Он же знал, что Шавро своих псов на нас спустит. И что, бросил нас под паровоз, выживайте как хотите... Короче, может, кому-то и нравится жить по закону, а я думаю так – закон этот стопудово не про меня писан. Не вписываюсь я в этот закон. Вот и пинает меня мое родное государство в лице таких козлов, как Шепелев. Пинало, пинает и пинать будет. И если я не встану над этим законом, раздавит меня государство. Не сейчас, так потом, когда я на воле окажусь. Не примут меня люди...

Игнат жадно затянулся, отбросил в сторону «бычок». Властным движением руки осадил Леву, который хотел вставить слово. И продолжал:

– Не знаю, как вы, пацаны, а я завтра на работы не выйду... Я не хочу быть таким, как Губан. Но и мужиком быть не хочу... А ты, Лева, хочешь попадать под раздачу?

– Да я чо, лысый?

– А ты, Вилли?

– Да лучше сдохнуть стоя...

– То-то же, мы с вами не из той породы, чтобы на коленях жить... И еще один момент. Какого, спрашивается, хрена мы должны ишачить на государство, которое нас прокляло?..

– В киче сгноят, – Лева задумчиво почесал затылок.

– А это ты уж сам решай, идти за мной или нет?

– Братан, да куда ж я без тебя?

– Лева, это не разговор. Дело очень серьезное. Очень-очень. Если мы забиваем болт на работы, то должны стоять намертво. Если нас сломают, то даже мужики над нами смеяться будут. А про Губана я вообще не говорю. Еще и гноить начнет. А Пятус за нас больше не подпишется. Кто ж за фуфлыжников подписывается?..

– Пятус, странная какая-то кликуха, – заметил Вилли.

– Пятус, если по фене, это пять рублей, – объяснил Игнат. – Может, он когда-то по первой ходке пятерик у кого-то выиграл. Или еще что... Кликуха нормальная. А какие погремухи нам могут дать, если нас кум сломает... Чапланами какими-нибудь обзовут или чуханками... Лично я конкретно выпадаю в отрицалово. Это железно! И вам тоже советую. Пятус вас честными фраерами обозвал. Это уже круто. И пацанами он вас тоже называл. Это еще круче. Мы должны доказать, что мы на самом деле пацаны, а не мужики фуфловые. Чтобы Пятус нас реально признал, и чтобы братва к себе приняла. Тогда нормальная житуха будет. И вообще, лично мне воровская молитва улыбается. А от совкового закона меня тошнит... Ну так чо решили, браты?

– Я как ты! – после недолгого раздумья кивнул Лева. – Железно!

– Я как все! – твердо сказал Вилли. – Заметано!

– Ну будем держаться, братва!

Тем для разговоров хватало. Но нужно было идти спать. Скорее всего это их последняя ночь, которую можно провести в тепле и на чистой постели. Завтра их отправят в штрафной изолятор. Хорошо, если определят в один трюм, как в прошлый раз...

3

Они сдержали свое слово и не вышли на работы. Капитан Шепелев рвал и метал, грозил самыми страшными небесными карами. На поддержку Шавро Игнат не надеялся. А ведь смотрящий мог помочь ему и его друзьям. Достаточно было взять их под свое крыло.

Но, несмотря на покровительство самого Пятуса, Шавро не стал приближать к себе Игната, не признал в нем воровского пацана. Про Леву и Вилли говорить нечего. Смотрящий с легкой душой бросил их троих на съедение отрядному.

Получив очередной отказ, Шепелев распорядился отправить настырную троицу в штрафной изолятор. Друзей раскидали по разным камерам. Но это их не сломило. И по выходу из ШИЗО они снова забили на работы.

Шавро Игната не трогал. Но и не поддерживал. Упрямые новички оказались на положении «крутых парней». Так называли отрицательно настроенных заключенных, в принципе придерживающихся воровских традиций, но не ставших своими среди пацанов.

И снова друзьям обломилось пятнадцать суток кича. И снова им пришлось париться в разных хатах. И снова они положили на работы.