Француженки не любят сказки - Лора Флоранд

Но в этот раз он не собирался проверять это. Тогда его передержанный перец просто взбунтуется.

Ох, как ему нравился этот медленный ритм! Такого с ним никогда не было – никогда он не прикасался ни к одной женщине как к драгоценности, и… по какой-то странной причине… его грубые прикосновения казались и ей драгоценными. Нет, это был не тот быстрый и жесткий секс. Ему нравилось, что она позволила ему вернуться к ней домой, нравилась краска смущения на всем ее теле. Ему нравилось целовать ее за это, гладить ее так нежно, всюду, неторопливо целовать ее на лестнице, будто в их распоряжении была вечность. Словно это никогда не кончится.

Он споткнулся о чемодан и хотел было вышвырнуть его в окно, но сдержался – это разрушило бы его имидж благопристойности. Пожалуй, он лучше вытащит утром, пока она спит, все ее вещи из чемодана, захватит его с собой и отдаст на улице первому попавшемуся бездомному. И это будет выглядеть почти как акт милосердия.

Самоуверенный ублюдок. Это для нее выход, спасение, когда ты вернешься к прежнему!

Он поцеловал ее и еле сдержался, чтобы не дать чемодану хотя бы хорошего пинка.

Ему не понравилось, что она опять не позволила ему зажечь свет. Его пальцы замерли возле настольной лампы, и ему пришлось заставить себя убрать руку от выключателя.

Но она лежала рядом с ним, на боку, освещенная мягкими городскими огнями, и это было прекрасно.

– Это как лунный свет, – тихо сказала она, медленно проведя ладонью по его плечу, ребрам и животу, и его наполнили неистовое желание и страх, словно это он был хрупкой драгоценностью.

– Лунный свет? Кто это как лунный свет?

«Хм, – подумал он с робким удовольствием и смущением. Звучит красиво, но… неосязаемо. Мимолетно».

– Городские огни.

Доминик, ты смешон. А ты думал, это она тебя сравнила с лунным светом?

– Я никогда не выезжал за пределы Парижа. – Не считая идиотской однодневной поездки в Бретань. – Я никогда не видел лунного света самого по себе, без городских огней, и никогда не спал ночью в темноте.

От удивления она вытаращила глаза.

– Я была в таких местах, где не было вообще никаких огней, никаких рукотворных огней. Знаешь, там часто кажется, что если приподняться на цыпочках, то в твоих волосах запутаются звезды. А когда там светит луна, она наполняет светом весь мир. – Она впилась пальцами в его плечо. – Ой, тебе нужно увидеть это когда-нибудь! Тебе понравится…

Его сердце запрыгало буйным неуёмным щенком, а она осеклась, помрачнела, ее тело сделалось деревянным.

Одно было ясно – едва она нечаянно включила его в свои будущие планы, ее сияние погасло. Ему пришлось приложить все силы, игнорируя нетерпение собственного уязвленного сердца, чтобы она сбросила напряжение. Чтобы ее дыхание стало ровным, а мышцы пластичными и покорными его ласкам. Чтобы ее тело извивалось и пело в его руках.

– Жем. Жем. – Он повторял и повторял ее имя. Я люблю, люблю. Мне нравится гладить твое тело. Как хорошо, что ты мне доверяешь. Мне нравится целовать твою ложбинку между бедрами. Я люблю… – Как мне хочется, чтобы ты позволила взглянуть на тебя. Мне нравятся краски твоего тела.

Секундное колебание, потом она сухо ответила:

– Тебе нравится, как я краснею? Ты это хочешь сказать? Нет.

– Да, – упорствовал он. – Я хочу посмотреть, где ты краснеешь. Например, краснеешь ли ты здесь? – Он провел губами по ее груди, чуть выше соска. – Вообще, какого они цвета? – Он потрогал губами маленький сосок, почувствовал, как он еще больше напрягся. – Розовые, как твой румянец смущения? Или коричневые, как твои веснушки? На них тоже есть веснушки? – Он накрыл ее груди ладонями. Его руки казались огромными по сравнению с ее маленькими грудями, а соски – последним, отчаянным криком о помощи.

Но ей это нравилось. Дом смотрел на ее лицо и медленно, нежно водил шершавым пальцем вокруг ее соска. Ох, ей это очень нравилось. Ее глаза закрылись, дыхание сделалось учащенным, а руки шарили по его бицепсам, пытались впиться в них, но не могли. Его бицепсы были слишком большими для ее маленьких рук. Но сейчас он их расслабит, и пускай она в них вцепится.

Он опустил голову и уткнулся лицом в ее груди. Она задрожала всем телом. Он вытянул подбородок и потерся им о свою руку, все еще накрывавшую ее грудь. Он брился после тренировки, прежде чем зайти за ней в тренажерный зал, то есть дважды за этот день, и вот через пять часов опять стал колючим. Это просто несправедливо. Как же другие мужики ухитряются ходить с гладкими подбородками? Он пожалел, что не начал заниматься этой джентльменской ерундой раньше, до встречи с ней. Тогда он знал бы, что делать.

Он поднял голову. Ее глаза были закрыты, а руки беспомощно сжимали его бицепсы. Кажется, ей нравилась его отросшая щетина. Для пробы он провел подбородком под ее ключицами.

Она тихонько застонала, а ее ладони заскользили по его плечам, нежные ладони, такие нежные. О боже, он почувствовал, как его кожу царапнула маленькая мозоль, заработанная ею на силовом тренажере. Это заставило его вернуться к ее губам и приникнуть к ним в жарком поцелуе.

Ему хотелось обхватить ее руками и сжать изо всех сил, как умирающий от жажды человек выжимает из губки последнюю каплю воды. Но он этого не сделал. Не сделал.

Он просто поцеловал ее. Неторопливо. Наслаждаясь тем, что она отвечала ему. Не в силах насытиться.

Ему нравилось это. Ох, как ему нравилось. Схватив ее за запястья, он вытянул ее руки над головой, лег на нее, заключив ее в ловушку, наблюдал, как широко раскрылись ее глаза, а дыхание сделалось прерывистым, затем снова перекатился на спину и положил Жем сверху, чтобы она заключила его в ловушку. Он поднял ее, потому что мог, мог легко манипулировать ее телом, и ему это нравилось.

Он брал инициативу и уступал ее, в калейдоскопе воображаемых способов, какими они могли бы заниматься любовью, если бы в их распоряжении была целая жизнь.

Ему это очень нравилось, слишком нравилось.

– Смогу ли я удержать тебя? – прошептал он, прижавшись губами к ее коже. Но в этот момент он целовал ее спину, и она, вероятно, ничего не слышала.

Во всяком случае, она не сказала «да».

Он водил губами и подбородком по ее позвоночнику и размышлял, как бы добиться, чтобы она сказала «да». Он ласкал языком ее шею, пока она не застонала от страсти. Теперь она вся принадлежала ему. На этот миг. Вся.

– Смогу? – прошептал он ей на ухо, хотя не знал, слышала ли она первый вопрос; если бы она задрожала и кивнула, то в этот миг она сказала бы «да» его рукам, его прикосновениям. Но все же – пусть это будет в ее голове, верно? Нельзя соглашаться ни на что, пока не прочтешь каждую строку контракта. Он лихорадочно перебирал способы, как ее удержать: золотая клетка, сокровище в сундуке, а ключ у него; наконец, грубая сила его рук. Ни один из них не годился. Доминик целовал ее плечи, ее руки до кончиков пальцев. Ни один из тех способов не действовал в реальной жизни.