Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский

сыну, а тот, наслаждаясь благостной тишиной и покоем родительского дома, старался не вспоминать о сложном и страшном мире, в котором он вот уже столько лет жил и в который в скором времени должен возвратиться…

Кудзуки уезжал с чувством горечи: если провидению будет угодно, он вернется на родину горсткой пепла в стандартной армейской урне. Однако тревожные мысли вскоре рассеялись, уступив место законной гордости самурая, который возвращается после непродолжительной отлучки к выполнению предписанных свыше обязанностей — борьбе с врагами. Гордость и радость переполнили его, когда Кудзуки вошел в мрачное, выкрашенное в серый цвет здание, где размещался нужный ему отдел военного министерства.

Отдав честь вытянувшимся часовым, поприветствовав дежурного офицера, Кудзуки поднялся на третий этаж, долго шагал по длинному узкому коридору, за вторым поворотом остановился у столика, за которым сидел молодой, щеголеватый капитан, предъявил удостоверение. Офицер нагло уставился на него, сверяя фотографию на документе с оригиналом, отдав удостоверение, пригласил войти в кабинет. Кудзуки отрапортовал полному, круглолицему человеку в штатском, поклонился сидящим за столом офицерам, сел на свободное кресло. Хозяин кабинета попросил его немного подождать:

— Извините, полковник, мы сейчас заканчиваем.

Вскоре кабинет опустел, Кудзуки взглянул на часы и начал доклад. Говорил долго, когда закончил, хозяин кабинета встал, Кудзуки вскочил; властный жест заставил его опуститься в кресло. Круглолицый прошелся по кабинету, подошел к окну, постоял, поглаживая короткими пальцами переплет рамы, повернулся.

— В принципе акцию одобряю. Напомню о немаловажных деталях. Все материалы поступают к нам, все, достойное внимания; прочим можете осчастливить руководителей белого движения, не надо забывать, что они лишь попутчики, придет время, и наши пути разойдутся: у Ямато свои задачи, великие цели. Но сперва нужно покончить с Советами. Вы спросите: почему же в таком случае руководство операцией «Хризантема» поручено не японцу? Разъясняю: это чисто политический жест, русских белых нужно покрепче привязать к японской колеснице. Русские тяготеют к самостоятельности, удовлетворим их амбиции. Ни один из так называемых российских патриотов не должен догадываться о наших план на будущее, кстати, они известны лишь нескольким старшим офицерам.

Круглолицый помолчал, чтобы полковник оценил оказанное ему доверие; Кудзуки заметил, что белое движение в Китае не стоит переоценивать, серьезной силы белоэмигранты не представляют.

Хозяин кабинета протер мягкой фланелькой стекла очков:

— Вы заблуждаетесь, полковник, недооцениваете немалый труд, который вложен и вкладывается нами в белое движение. Много лет мы оказываем всем организациям антибольшевистского толка моральную и материальную поддержку, без нас они не просуществуют и месяца.

Беседа грозила затянуться, но Кудзуки был к этому готов; здешние господа склонны к пространным рассуждениям, они всерьез полагают, что это помогает сотрудникам, получающим задание их выполнять. Возражать или проявлять нетерпение здесь не принято, остается одно: слушать.

Кудзуки покинул мрачное здание, зной схлынул, и токийцы фланировали по улицам, наслаждаясь прохладой. Кудзуки тоже решил подышать воздухом, неторопливо направился к центру огромного города.

На миниатюрном мостике полковник остановился, отсюда открывался красивый вид на дворец императора; может быть, сейчас за высокой каменной оградой прогуливается невысокий узкоплечий человек, чьи портреты знает каждый японец, император Хирохито. Кудзуки видел однажды живого бога, было это на параде несколько лет назад. Затаив дыхание, смотрел офицер на императора, но Хирохито должного впечатления на Кудзуки не произвел: щуплая фигурка, невыразительное лицо. Тем не менее все, что говорил император, было для полковника свято.

С тех пор Кудзуки всякий раз приходил к императорскому дворцу перед значительными событиями в своей жизни. Впервые он побывал здесь, закончив военную академию. Молодые офицеры поклялись у древних дворцовых ворот хранить верность императору до смерти. В тот день они стали свидетелями редкого зрелища. С благоговением рассматривая дворец, офицеры не обращали внимания на маленького, скромно одетого человека, тихо молившегося под развесистым тенистым деревом. Внезапно он накренился и неловко упал. Кудзуки нагнулся к нему, чтобы помочь старику подняться, и замер — в животе старика торчал меч.

— Харакири, харакири, — почтительно зашептали офицеры; старик лежал неподвижно, текла кровь…

Отдав почести истинному самураю, офицеры всю дорогу до ресторана, где они собирались отметить выпуск, говорили о храбреце, гадали о причине, вдохновившей его на подвиг. Майор Сато, сокурсник Кудзуки, когда было уже немало выпито и съедено, встал.

— Позвольте провозгласить тост за мужество, заложенное в характере японцев. Выпьем за человека, который сегодня преподал нам прекрасный урок. Это подлинный рыцарь, не каждому дано умереть как самураю, и не каждый отважится на это.

— Извини, Сато-сан, я хотел бы уточнить кое-что. Полагаю, не следует слишком превозносить этого, безусловно, достойного господина: он скончался от одного взмаха меча, то есть не довершил начатое дело до конца. Истинный герой тот, кто осуществит харакири двумя перпендикулярными взмахами, вскроет живот крест-накрест. Какую волю нужно иметь для этого! Как нужно любить нашего божественного Тэнно!

— Ты, Рюки, конечно, прав, это аксиома. И дьявольски трудная притом. Не веришь, проверь на себе…

— Рано, рано. Я еще ничего не сделал для Ямато…

Офицеры засмеялись, лейтенант Рюки, раскрасневшийся от сакэ, добавил:

— Если человек, делающий себе харакири, погибает преждевременно, может, у него просто больное сердце. Самурайский дух тут ни при чем, все дело в физическом состоянии индивидуума.

Замечание Рюки, ставшего военным вопреки своей воле, по настоянию отца, офицеры встретили дружным смехом: всегда студент что-нибудь выкинет!

Кудзуки вскипел:

— Напрасно смеетесь! Возможно, как бывший медик, Рюки не ошибается, но самурай так рассуждать не имеет права. Стыдно слушать!

Кудзуки едва успокоили…

Когда он вернулся в Харбин, позвонил офицер, ответственный за вооружение и оснащение группы «Хризантема», и доложил, что работа закончена, вооружение, снаряжение и боеприпасы переданы по назначению, осведомился, не потребуется ли что-нибудь дополнительно, Кудзуки помолчал.

— Вы имеете в виду нечто конкретное?

— Я подумал, поскольку группа будет оперировать на вражеской территории, не использовать ли что-либо из лаборатории «Отряда 731»[88]?

Офицер умолк, ожидая ответа, слышалось его дыхание. Кудзуки зябко передернул плечами: с тем, что производится в спецлабораториях, шутки плохи, трижды следует подумать, прежде чем согласиться. Еще бы! Ведь там манипулируют силами, которые, вырвавшись на волю, могут принести ужасные бедствия; последствия невозможно предсказать: холера, чума, сибирская язва, какая-то бразильская лихорадка, вызывающая немедленную смерть, всевозможные яды… Ведал секретными исследованиями генерал с ученой степенью доктора наук. Он, разумеется, даст все необходимое и будет рад: то, что предстоит сделать участникам операции «Хризантема», всего лишь интересный эксперимент, не более. По просьбе доктора-генерала в группу включат какого-нибудь его ученика. Молодой ученый должен будет хладнокровно оценить эффективность тех или иных бактерий; эпидемии, гибель сотен людей, даже повальный мор, — для работников «Отряда 731»