Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

– Только бы по нам не саданули, – озабоченно сказал Воронцов. – Что им пятьсот туда, пятьсот сюда?

Опасения его оказались напрасными: от бомб, ракет и пушечно-пулеметных припасов вертолеты освободились над западной окраиной Ханабада, очевидно, настигнув бандитов, сорвавших важное идеологическое мероприятие. Можно сказать и так – расчистили дорогу отходящему БАПО. А кто не спрятался – сам виноват.

– Давай толком познакомимся, – Воронцов протянул широкую жесткую ладонь. – Володя. Замполит роты, сейчас за командира.

– Астманов, Алексей. Редакция дивизионки.

– А ты даешь, братишка, уел ты моих следопытов по части наблюдательности. Нет, скажи, ты знал, что нас здесь поджидают? Классно долбанули, но что-то преимуществом не воспользовались. Царандой помяло крепко, а у моих несколько царапин, одному ухо рвануло железкой. А могли и мои орлы там стоять. И ведь стояли, если бы не ты. Так знал, что будет шухер?

Астманов сквозь звон в ушах больше по движению губ понимал, что говорит Воронцов, но, пересиливая себя, улыбнулся:

– Догадывался… Да что толку! Надо было к тебе сразу идти. Это халесовцы… А почему не зажали нас, тоже в толк не возьму.

Воронцов махнул рукой:

– Не ломай голову. Все просто: мы в ответ им картину Репина «Приплыли» за минуту изобразили. Дуканов им жалко! Все «духи» заодно…

Астманов принял логику разведчика, но ощущение, что основные события этого дня только разворачиваются, не ослабевало.

– Володя, твои первыми идут. Сними одну БМП из головного. Убеди Рыскова, чтобы за 517-м пошла твоя броня. За Андаки охота идет, он у меня пассажиром.

Сказать, что моджахеды сорвали митинг, означало бы облить грязью мужественных революционеров. Народ не разбежался, царандой вновь сомкнул кольцо. Андаки забрался на звуковещательную станцию и предал анафеме наймитов империализма и международной реакции.

Площадь по краям между тем оживала. У банка суетились пожарные, дуканщики вынимали осколки стекол из витрин. Но пора было и честь знать. Это зря говорят, что в одну воронку снаряд не падает дважды. На Западе – возможно и так, а на Востоке и дважды, и трижды, и когда там, в воронке, никого давно нет. Моджахеды были великими ортодоксами в этом плане. Они упорно обстреливали колонны, с точностью до метра и часа, в местах ранее удачных засад, ставили мины в старые воронки и пр. Была родственная черта у советских интернационалистов и афганских патриотов – наступать многажды на зубчатый инструмент с длинной ручкой.

Рысков устраивал скрытную посадку Андаки в броню – враг не должен знать, где находится член ЦК НДПА, чтобы не было соблазна шарахнуть именно по этой машине. Тем временем Астманов и Воронцов подошли к рассевшемуся от удара взрывной волны деревянному ящику – книжному магазину. Афганский офеня, бормоча проклятия, собирал свой интеллектуальный товар, отряхивая от пыли, приглаживая страницы. Астманова заинтересовали выпуски «Ридерз дайджеста» за 1950 год – его ровесника, и он не торгуясь купил два журнала за пятьсот афгани. Воронцов оказался удачливее: под пластом благочестивой шариатской литературы разведчик заметил кожаный переплет. На свет был извлечен солидный альбом. На красно-коричневой поверхности крупной готикой было вытиснено – «HITLER». Афганец, заметив, как напрягся Астманов при виде альбома, заломил несуразную цену – три тысячи афгани. Воронцов присвистнул:

– Да это же дубленка приличная! Сейчас даром заберу, чтобы нацизм не пропагандировал, неофашист проклятый!

– Володя, мне нужен этот альбом, – взмолился Астманов, перебирая мелованные листы, на которых были наклеены настоящие (!) фотографии, – он дороже стоит, в десять раз дороже. Если есть афошки, чеки – займи.

Сторублевую чековую бумажку офеня взял по грабительскому курсу – один к семи, но необходимая сумма была набрана.

– Ты же не историк, Леша, конечно, интересно, но там же на немецком все. Да, ты еще тот кадр! Зачем тебе альбом?

Астманов задумался. Воронцов был ему симпатичен. Сказать правду? Рановато, да и не место. А врать не хочется…

– Есть тут один аксакал. Павел его знает. Он как-то сказал: Германия, перед войной, большую активность обнаружила. Именно здесь, на севере Афганистана. И не потому, что рядом граница Союза. Тут другое. Они искали арийцев. Не смейся! Не сверхчеловеков, а предков европейцев, следы их, историю, загадочное оружие, возможно. Мне нужно узнать, что именно они искали в Кундузе, Балхе. Юго-восточнее – это понятно – Шамбала, небесная обитель, все такое. А в песках, у Джайхуна – тайна, покрытая мраком. «Анненэрбе» – слышал о такой организации?

– Эх, брат по крови, давай к машинам. Вон Рысков кулаком вертит, он сейчас проведет с нами политработу.

Рысков, на удивление, был настроен мирно и весело, правда, Астманову сказал загадочно:

– Ну, Алексей, вернемся – полетят «умные» головы, сам займусь…Разведчики херовы!

На окраину Ханабада вышли без приключений. Стволы в «елочку», в полной готовности косить моджахедов справа и слева. Впрочем, на дороге было оживленно: жались к обочинам бурбухайки (разукрашенные картинками и цепочками афганские грузовики), сворачивали на обочины двухколесные повозки, заслышав рокот колонны, пастухи ярлыгами (крючковатыми посохами) разгоняли овец.

– Внимание… Я – Шило. Входим в опасную зону… – это Воронцов вышел на горбатый деревянный мост через безымянную речушку – один из многочисленных притоков Кундуза. (Черт бы побрал эту топонимику: город Кундуз, провинция Кундуз, река, и та – Кундуз. Полный «куна дуз».)

На подходе к мосту дорога сужалась, мощные стволы шелковиц с обрезанными ветвями окаймляли насыпь. Скорость колонны упала. Воронцов вновь вышел в сеть, на этот раз предварив информацию упоминанием о незаконнорожденности:

– Бл…дины, стадо на мост загнали! Я – Шило. На мосту препятствие. Прекратить движение. Наблюдать всем.

Что-то еще приказывал Рысков, но Астманов, сдернув шлемофон, спрыгнул с брони. Кучка дехкан с узелками и хурджинами на плечах брела по обочине. Неподалеку, пропуская колонну, стоял потрепанный, неведомой конструкции автобус, из которого высыпали афганцы, с осторожным любопытством разглядывая страшные жерла динамиков звуковещательной станции, затянутые черной тканью… До Астманова донеслись обрывки разговора: «Тупчи… Только она в себя затаскивает… А потом? Не бойся… Закрыли – значит, не будут стрелять… Кто знает? Я видел у них большую пушку, много мелких стволов. Страшно воет – все сразу вылетает…»

Астманов догадался, что речь идет о кассете для неуправляемых ракетных снарядов, установленной на бронетранспортере. Это было уникальное сооружение. Видом и звуком оно нагоняло больше страху, чем бестолковой залповой «курсовой» стрельбой, конечно, если эти самые НУРСы не были начинены поражающими элементами типа шариков или оперенных иголок.

Справа и слева поблескивали рисовые чеки, кудрявились рощицы. Хорошо, что нет мазанок, дувалов – можно спокойно стоять, только справа сарайчик, явно заброшенный. Эх, «покой нам только снится»! Откинулся десантный люк, и революционер в белом костюме пошел в народ. От конца колонны, завидев Андаки, уже спешил губернатор. Митинг разворачивался заново…