Элегия войны - Михаил Злобин

алавийка не хотела признаваться самой себе в том, что это ранило её до глубины души. А с другой стороны, темноликая понимала — у Ризанта есть все основания для подозрений…

Эх, видимо, ей предстоит провести в этом глухом каменном узилище не один год, прежде чем сын поверит ей. Лаайда ведь действительно готова умереть, но не выдать о нём ни словечка. И дело здесь даже не в слепящей материнской любви к своему ребёнку. По крайней мере, не только в ней. Известие о том, что она понесла от грязнорожденного, да еще и родила презренного смеска, уничтожит её жизнь в Капитулате. Опустит темноликую в самое низшее сословие — undwenn. На человеческий диалект это дословно переводится как «лишенный чести». Ниже них по статусу только двуногий скот. Даже полукровки не так презираемы в их обществе. Mingsel хотя бы не выбирали, как прийти в этот мир. Да и чести у них не было отродясь…

В общем, уже только ради этого стоило скрывать от сородичей свою беременность, которая случилась больше двух десятков вёсен назад. Но разве ж объяснишь это Ризанту? Как бы не вызвать еще больше подозрений попытками до него достучаться…

Массивный железный засов отвратительно лязгнул, прерывая неспешные размышления Лаайды. Она испуганно вскинула голову, боясь увидеть на пороге камеры хищно улыбающуюся альбиноску. Но Каарнвадер сегодня был милосерден к своей дочери. И оказалось, что темноликую навестил Риз.

— Я рада видеть тебя, мой мальчик, — сдержанно улыбнулась алавийка, действительно испытав прилив воодушевления при появлении сына.

— Взаимно, мама, — ровным тоном отозвался молодой человек.

И вновь Лаайду кольнуло то, как холодно он с ней говорит.

— Ты давно не приходил ко мне, — пожаловалась женщина.

— Извини, у меня было много дел. Насшафа хорошо за тобой ухаживает?

— Да, пожалуй, прекрасно. По сравнению с тем, что я слышу из соседних застенков, у меня тут просто рай, — грустно усмехнулась пленница.

— О, так алавийцам тоже знакома концепция рая? — вежливо удивился нор Адамастро.

— Тоже? Это исконно наше понимание посмертия. Я поражена, что оно известно людям.

— Ладно, закроем тему. Я хотел поговорить с тобой совсем об ином.

— Так и о чем же, мой мальчик?

— Ты хочешь обрести свободу? — понизил голос Ризант.

От прозвучавшего вопроса Лаайда поперхнулась. Но потом глубоко вдохнула и, тщательно скрывая внутреннюю дрожь, произнесла:

— Очень…

— Но ты же понимаешь, что я не могу рисковать собственной безопасностью? — неспешно подводил собеседницу к какому-то выводу Адамастро.

— Да, Риз, безусловно. Я узнала слишком многое…

— Именно. И прежде, чем я отпущу тебя, мне следует убедиться, что клятва, данная тобой, не угрожает моей фамилии. Скажи, мама, если я дарую тебе свободу, то о чем ты сможешь умолчать пред ликом старейшин?

— О многом, — облизала она пересохшие губы.

— Обо мне?

Лаайда кивнула. Ведь чтобы условия клятвы вынудили её признаться командирам в существовании сына-полукровки, вопрос должен быть очень четко сформулирован. Да и тогда у неё останется некоторое пространство для манёвра.

— О Гесперии?

Снова кивок.

— А о Нес-Хеенсе?

Вот тут женщина судорожно выдохнула и досадливо закусила губу. Она понимала, что скрыть подробности о судьбе своего соратника не выйдет. Допрашивать о нём Лаайду будут очень тщательно и дотошно. И Ризант эту короткую заминку уловил сразу же.

— Что тебе нужно знать о Хеенсе, чтобы суметь сохранить мои тайны? — деловито спросил желтоглазый аристократ.

— Мне больно это говорить, Риз, ведь речь идёт о моём соплеменнике, но… — алавийка медленно прикрыла глаза, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. — Но наилучшим выходом будет моё знание о том, что он мёртв.

— Я понял тебя, мама. В таком случае, пойдем со мной.

Сын отвернулся к двери, а в камеру бесшумно, словно призрак, скользнул силуэт альбиноски. Она умело отстегнула замки, фиксирующие цепи кандалов, и, пока Ризант не смотрел на них, с силой пихнула Лаайду к выходу.

Темноликая пошла за своим отпрыском, подсознательно готовясь встретить не самое приятное зрелище. Однако то, что она увидела, не шло ни в какое сравнение с её опасениями…

— Каарнвадер великий, что за… — сдавленно охнула женщина и сразу же поспешно зажала себе рот.

Однако это не помогло. Прогорклый комок тошноты подкатил к горлу алавийки, и она исторгла из себя весь нехитрый завтрак, съеденный не так давно. Пережёванные сгустки обычной проваренной каши падали на каменный пол темницы с противными шлепками, от которых рвотные спазмы только усиливались.

Лаайда устыдилась своей слабости. Ведь она skadewagter — боевой целитель Высшего Капитулата. Ей многое доводилось видеть на полях сражений. Смрад распотрошенного нутра и запах крови для неё давно стали такими же привычными, как и ощущение одежды на теле. Однако то, во что превратился Хеенс ввергло в шок даже её.

Нес-Хеенс по меркам альвэ считался весьма красивым мужчиной. Мать Ризанта доподлинно знала о множестве его прошлых романов. Чего скрывать, она и сама бы не отказалась предпринять попытку зачать от него ребёнка. И тем страшнее было лицезреть, что с ним стало теперь.

Некогда утонченный и идеально сложенный темноликий ныне походил на само воплощение боли и ужаса, лишенное рук и ног. Нет… на чудовищный конструкт, сшитый из разных кусков плоти! Его левое плечо, покрытое неестественно светлой кожей, казалось слишком широким и жилистым, чтобы принадлежать альвэ. Да и по всему остальному телу можно было заметить множество лоскутов, отличающихся по цвету. Лицо тоже претерпело жутчайше изменения. Ассиметричное, шитое грубой нитью, несущее на себе множество отметин и сочащихся влагой шрамов. Оно выглядело как старая изодранная тряпка, которой зачем-то попытались придать былой вид. В некоторых местах на нём проглядывали кости и мышцы.

Неожиданно изуродованный узник пошевелился и что-то простонал. С его перекошенных рваных губ потянулась ниточка белесо-алой слюны, представляющей из себя смесь гноя и крови. Кривые веки, висящие словно потрёпанные занавески, дёрнулись и поползли вверх. Обнажилась болезненно красная плоть, посередь которой мутным стеклом блеснула пара измученных глаз. Причем, левый был пламенно-медовый, как и должно быть у алавийцев. А вот правый… правый отличался не только цветом, но и размером.

Лаайда ужаснулась, поняв, что это несчастное существо всё еще живое. Словно боясь быть узнанной, она поспешно отвела взгляд от изувеченного лица Хеенса. Но наткнулась на полдесятка пришитых пальцев, которые подобно россыпи уродливых грибов произрастали в непредусмотренном богами месте.

К горлу снова подкатила тошнота. И узнице пришлось отвернуться, чтобы не блевануть еще раз.

— Этого достаточно, мама, или тебе нужно узреть его вырезанное сердце? — с мертвенным спокойствием уточнил нор Адамастро.

— Прошу, Риз, прекрати его мучения! — взмолилась Лаайда. — Никто… никто не должен так страдать!