Голем в Голливуде - Джесси Келлерман

Джейкоб понимал мамино стремление скрыться. У нее бегство в конкретность было буквальным: он помнил бурую глину у нее под ногтями. Подсыхая, глина отшелушивалась маленькими полумесяцами. Помнил крохотный хаотичный космос в бельевом шкафу и кладовке, безуспешно ожидавший дня, когда мать приведет в порядок дом и себя. Потеряв терпение, Джейкоб сам брался за пылесос.

Плоть от плоти отца и матери, не отец и не мать – явление частое и все равно загадочное.

Сэм вздохнул:

– Опять я заболтался.

– Нет-нет…

– Я же вижу.

– Что ты видишь?

– Ты улыбаешься.

– Я не могу улыбаться от счастья?

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – сказал Сэм. – Для меня нет большей радости. Однако я подозреваю, что улыбаешься ты не поэтому.

– Ты в своем духе, абба.

– А в чьем еще мне быть?

Джейкоб рассмеялся.

– Во всяком случае, хорошо, что на этом свете нет истинного суда. Никто не выдержит пристального Божьего взгляда. Любой растает, как воск на огне.

– Ну, мне как-то неохота думать о том, что меня ожидает после смерти, – сказал Джейкоб.

– Мне казалось, ты в это не веришь.

Обманутый легкостью фразы, Джейкоб не сразу уловил ее подтекст.

– Я сам не знаю, во что верю, – ответил он.

– Для начала неплохо, – сощурился Сэм. – А теперь я соберу тебе гостинчик.

Он переел: снились мучительно яркие, почти осязаемые сны. Снова сад, и снова Мая, и он рвался к ней, а она была неуловима, и он оставался пожизненным узником страсти.

Весь в испарине, Джейкоб проснулся и понял, что во сне мастурбировал.

Он сонно поплелся в ванную завершить начатое.

Не завершалось. Постарался ее представить.

Без толку – она испарилась.

Попытался вспомнить свои самые яркие победы.

Все напрасно.

Джейкоб посидел на краю ванны, глядя на скукожившийся член. Потом включил телевизор, где рекламные ролики наперебой уверяли: все нормально, бывает со всяким и в любом возрасте. Однако для него это был новый опыт, и он Джейкобу совсем не понравился.

Он встал под душ – холодный, насколько мог вытерпеть.

В половине девятого он уже был на пути в Сан-Диего. Из подстаканника торчал буррито, купленный на заправке. Джейкоб переключал станции на приемнике, надеясь заглушить отголоски стыда и смятения.

В кои-то веки скоростное шоссе оправдало свое название – к пристани Пойнт-Лома Джейкоб приехал за четверть часа до назначенного срока. Припарковавшись, вылез из машины и полной грудью вдохнул ароматы океана и солярки. В гавани сквозь туман маячила громада моста Коронадо; военный корабль пришел на ремонт. Кружили чайки – издевались. Из обгаженного таксофона Джейкоб позвонил Людвигу и попросил поспешить, иначе его тут разбомбят.

Людвиг прибыл на небольшом прогулочном катере по имени «Пенсионный план». На палубе стоял дородный мужчина лет шестидесяти с лишним. Светлые волосы вылиняли до белизны; из треугольного выреза синей гавайской рубашки, расстегнутой на три пуговицы, выглядывала грудь, докрасна опаленная солнцем; усы, по кромке прокуренные.

Обменявшись рукопожатиями, Джейкоб и Людвиг спустились в каюту и сели на банкетки в пестрой обивке. На столике между ними – стаканы жидкого чая со льдом.

– Давайте так на так, – сказал Джейкоб. – Рассказываем, что нам известно, и тогда, может, что-нибудь прояснится.

– Начинайте.

К этому Джейкоб был готов. Видимо, скепсис объяснялся тем, что Людвиг не раз обжегся на подобных заверениях. Джейкоб нуждался в помощи, но и сам хотел помочь не меньше.

Однако приходилось оберегать собственную территорию, и потому в описании места преступления он опустил самые странные детали, все представив как обычное зверское убийство.

– Я гадал, чем же он так кого-то достал. Теперь знаю.

Людвиг задумчиво пошевелил пальцами.

– Не вздумайте соваться к родственникам. Они и так уже хлебнули.

Джейкоб игнорировал реплику.

– Вы создавали портрет преступника? – спросил он.

– ФБР дало свой вариант. Белый мужчина, от двадцати до пятидесяти, умен, но не востребован, сложности в межличностном общении, педантичен. Обычная лабуда. Смехота, да и только. «Сложности в межличностном общении». Надо же. Охеренная проницательность. Сложности… И что толку? – Людвиг покачал головой. – Ноль. Что-нибудь совпадает с вашим парнем?

– Не знаю. Я не знаю, кто он.

– Как выглядит?

Джейкоб показал фото головы; Людвиг присвистнул.

– Ничего себе.

– Напоминает? – спросил Джейкоб.

– Никого из тех, кого допрашивали.

– Не такой уж он педант. ДНК-то оставил.

– В восемьдесят восьмом об этом мало кто думал.

На миг забывшись, Людвиг вперился в фото. Потом огорченно сник.

– Что ж, он белый. – Людвиг бросил снимок на стол. – Хоть это угадали.

– Кто вначале вел расследование?

– Собрали целую бригаду спецов из ограблений и убийств, под началом Хауи О’Коннора. Может, слыхали о нем?

– Вряд ли.

– Перворазрядный хмырь. Но коп хороший. Потом бригаду свернули, а через пару лет и его выперли. Одна свидетельница заявила, мол, он ее лапал, и ему велели погулять на время расследования. Через неделю он пустил пулю в рот. Вот такая грустная дребедень.

– У него была какая-нибудь версия?

– Насколько я знаю, никакой. По крайней мере, серьезной. Сам я с О’Коннором не говорил. Только читал дело, а он не из тех, кто подгоняет факты под гипотезы. По общему мнению, действовал гастролер, которого толком никто не заприметил. К тому же незадолго до этого взяли Ричарда Рамиреса[25]. Люди мыслят стандартно.

– Что сами скажете?

Людвиг пожал плечами:

– Когда я получил дело, СМИ наперебой трубили о сногсшибательной новинке – базе ДНК. Дескать, вот волшебная палочка, которая раскроет все глухари, пылящиеся в архивах.

– Не раскрыла.

– Ни хрена. Я запрашивал базу, нет ли совпадений. Сначала каждую неделю, потом раз в месяц, потом в годовщины убийств. По новой допросил всех, кто еще был жив. Ничего нового. Никого не арестовали. Никто не мучился виной. Никакого просвета. Начальник мой намекнул, что никто меня не осудит, если я похороню это дело.