Это (не) ваша дочь, господин маг - Властелина Богатова

Сажусь в машину и складываю зонт. На моих губах всё ещё вкус её губ, я как идиот улыбаюсь, будто мальчишка, которому удалось получить положительный ответ от леди. И всё-таки это она, она ведь, правда?

Чёрт!

И, кажется, это всё усложнит теперь.

Смотрю в лобовое стекло, на втором этаже в окне появляется женский силуэт, шторка приоткрывается, и Ридвон смотрит вниз. Проходит несколько секунд, она задёргивает шторку и отходит от окна, а затем свет в комнате гаснет.

Мне нужно злиться, ведь так? Злиться, что она каким-то образом заставила меня приехать сюда. Но во мне, напротив, всё больше нарастало желание узнать её лучше, раскрыть её тайны, которые морочат мне голову уже несколько дней кряду.

Вообще странные складываются у нас отношения, от вполне деловых до далеко не невинных, судя по моим не целомудренным и чистым помыслам.

Потеряв счёт времени, я шумно выдыхаю, выныривая из задумчивости, слушая шум дождя. Серая стена ливня скрывает под сумраком улицу. Завожу машину, включив фары, трогаюсь с места.

Адалин Ридвон

Я быстро отхожу от окна, ругая себя за то, что пугаюсь таких вещей, как обычный поцелуй. Хотя о чем это я? Вовсе не обычный, а очень даже… настоящий, проникновенный и чувственный. Не беря в расчёт, что меня целует впервые за пять лет один-единственный мужчина. Фоэрт Кан.

Зажмуриваюсь, трясу головой, пытаясь прийти в себя. Взглянув на спящую дочку, отправляюсь на кухню. Мои щёки пылают, как пирог в духовке, который сейчас подходит к готовности.

Я беру прихватки, вытаскиваю едва не подгоревшее лакомство. Выложив на поверхность стола, обжигаюсь, зашипев, прижимаю пальцы к мочке уха. Замираю, когда на меня снова накатывает будоражащее ощущение — горячее движение губ Кана на моих. Даже дышать нечем от всплеска волнения при одном только воспоминании о случившемся. Переключить внимание невозможно, в теле до сих пор дрожь. Визит законника, что сказать, ошеломил, напрочь перебив сон.

Прикусываю губы, стискивая в кулаке прихватку, наблюдая, как струйки пара исходят от пропечённого теста.

Оставив всё, я возвращаюсь в комнату, скидываю шаль и осторожно подхожу к окну. Смотрю за шторку: машины уже нет на дороге, Фоэрт Кан уехал. Судорожно выдохнув, я отвожу взгляд и ложусь в постель.

Мысли ещё долго не отпускают меня. Да и как можно уснуть, как же это всё странно! Но, несмотря на все пережитые эмоции, ночь выдаётся приятной. Лишь только потому, что мне снится Фоэрт Кан, и этот сон я бы пожалуй не рассказала даже самой своей близкой подруге, настолько ощущения были сокровенными, вызывая не самые однозначные желания.

И, признаться, хотелось продолжения этих ласкающих сновидений, но кое-кто уже проснулся с раннего утра и прыгает по постели. Каким бы ни был приятным сон, но реальная жизнь полна таких же радостных моментов в виде моего маленького солнышка.

Образ рокового мужчины развеивается, и я приоткрываю глаза, втянув в себя сладкий запах. Кери сидит на краю постели, болтая ножками, и уплетает кусок яблочного пирога, который малышка отрезала как могла.

— Доблое утло, — смотрит на меня смеющимся взглядом.

— Доброе, малышка, как там Габора?

— Бабушке Габоре лучше. Я о ней уже позаботилась, отлезала пилог и налила молока, сейчас она завтлакает.

— Какая ты у меня умница.

— Мама, а гополдин закольник вчера приходил, потому что ты не плишла на лаботу? Он расселдился?

Моё сердце встрепенулось и, кажется, забыло, как стучать.

— Нет, милая, он не рассердился, он…

А что он? Фоэрт не выглядел рассерженным, а скорее обеспокоенным, встревоженным. За меня.

— Он просто приехал узнать, почему я не пришла на работу, я всё ему объяснила, и как только Габора поправится, то вернусь к своим обязанностям. Пойдём, я тебе наведу чая, — откидываю край одеяла, меняя тему разговора, которая явно приводит меня в полную растерянность.

Интерес Кери к законнику вводит меня в самый настоящий тупик. Что уж сказать, скрыть волнение мне становится с каждым разом всё сложнее, и на моём лице и так всё написано, когда дочка задаёт вопросы о постороннем для нас мужчине.

Габора действительно уже успела позавтракать, жар, к счастью, спал, но всё равно ей нужен уход. Заботы по дому отнимают всё моё внимание, и на всякие мысли не остаётся времени. К вечеру окончательно понятно, что жар больше не вернётся, а это означает, что беда миновала и Эдисон идёт на поправку. Я смогу завтра выйти на работу. Уже вечер, эта мысль засела во мне занозой, с одной стороны, я рада, но с другой — я вновь встречусь с ним.

Буду вести себя так, как будто ничего и не было.

Весь вечер я держу свой внутренний настрой, и мне даже удаётся взять эмоции под контроль. И на следующий день я настраиваюсь решительно, нужно просто забыть это всё, вычеркнуть, как ненужное из списка. Господин хотел платы, он её получил, но больше такого я не позволю, не позволю себе поддаваться его магнетизму, который явно влияет на меня.

За завтраком я разговариваю с Кери, даю задание на день — присматривать за няней. Малышка понимающе кивает.

— Я знаю, ты у меня умница, — крепко обнимаю дочку и целую, покидаю дом.

Доехав до особняка Вигфор, поправляю на на себе жакет, выхожу на улицу. Раскрыв зонт, спускаюсь с порожка экипажа.

Сезон дождей на самом пике, и на улице моросит. Небо затянуто свинцовыми тучами, и до слуха доносится лёгкий шелест дождя по зеленой листве деревьев.

Оказавшись на пороге особняка, я делаю вдох и уверенно звоню, ободряюще расправляя плечи, хотя в груди всё сжимается от волнения.

Я замираю, когда дверь открывается и за ней появляется Фоэрт Кан. Сердце привычно сбивается с ритма, меня пронимает лёгкая, покалывающая пальцы дрожь.

— Доброе утро, — опережает меня с приветствием мужчина, когда я только раскрываю рот. И тут же закрываю, стоит его взгляду скользнуть по мне. — Вы почти не опоздали, — добавляет он, посмотрев в глаза. Моё сердце делает кульбит и замирает.

Решительность рушится как карточной домик.

— Простите, господин Кан, — запинаюсь я.

— Я к тому, что мог бы уехать, не дождавшись вас, ведь ключей от дома вам не оставил. Ладно, проходите, — как-то странно смотрит на мой зонтик Кан, раскрывая шире дверь.

И только тут понимаю причину. Мои щёки вспыхивают от стыда — я настолько была растеряна, что забыла его сложить, держа над собой даже под крышей. Быстро складываю его и захожу в дом.

Я отмечаю, что Фоэрт действительно уже при всём параде: белые манжеты рубашки и такая же ослепительная полоска воротника контрастируют с загорелой кожей, чёрный пиджак делает фигуру мужчины ещё солиднее. Огненные пряди уложены и блестят, как и пронзительный взгляд, исследующий меня, когда я прохожу в холл.