Сулажин - Борис Акунин

Громов быстро заговорил:

– Вы ошибаетесь, Николай! Пожалуйста, успокойтесь! У вас галлюцинации! О каком пятне вы говорите? О каком завещании? Никуда я Каратаеву не затаскивал! Я познакомился с ней, когда был в гостях у друзей. Она стала вешаться мне на шею, но я не люблю навязчивых женщин. Потом она появилась здесь, на курсах. Выяснила у общих знакомых, чем занимаюсь. Пришла, прикинулась смертельно больной. Но я профессионал, меня одурачить трудно. Я попросил ее уйти. Однако от психопаток такого склада отделаться непросто. Они впиваются намертво…

Дальше я его враки слушать не стал. Он еще смеет оскорблять память Ланы подлой ложью! Я залепил Громову рот и, как обещал, с размаху врезал по ушам. Он взвыл. Но вряд ли ему было больнее, чем мне. Я глотнул воды из графина. Сжигавший меня огонь от этого не утих.

– Галлюцинации, говоришь? И это тоже?

Я сунул ему ксерокс Ланиного завещания, выпросил у Полухина. И потом, с наслаждением, всадил Громову пулю меж выпученных глаз.

Рукав забрызгало кровью. Труп опрокинулся вместе с креслом.

Ассистент засучил ногами по полу, пытаясь отодвинуться от меня на своем стуле. На голом скальпе выступили капли пота. Вероятно, холодного.

– Надо бы и тебя грохнуть, – сказал я. – Ты наверняка у него в доле.

Влад отчаянно замотал головой.

– Ладно, живи. Расскажешь, что тут было… Хотя нет, наврешь с три короба…

Зажимая рукой брюхо, я набрал номер Льва Львовича.

– Всё… Загибаюсь. Разрывает! Сделайте что-нибудь.

Он выругался.

– Я же предупреждал! Зачем тебе это понадобилось? Подумаешь, сознание подплывало! А теперь боль ничем не остановишь!

– Остановишь, – сказал я сквозь зубы. – Вы знаете как. Вы обещали! Я готов. Я не боюсь. Пожалуйста! Иначе я мозги себе вышибу. Прямо сейчас! У меня пистолет в руке.

Лев Львович тяжело вздохнул.

– Эх, Николай, Николай. Сулажин у тебя при себе?

– Да.

– Проглоти шесть таблеток. Воды побольше. Скоро отпустит… Но это всё, ты понял?

– Понял, понял.

Я жадно насыпал в рот пилюли, запил водой. Снова схватил трубку.

– Долго еще? Мочи нет!

– Недолго. Рассасывание почти мгновенное. Две-три минуты. Потерпи… Ты вот что. Сядь или лучше ляг. Включи громкую связь. Я буду с тобой до конца.

Лег я на пол, больше было некуда. Мобильник положил рядом. Разговор с Львом Львовичем, как всегда, подействовал на меня успокоительно. А может быть, уже заработала сверхдоза сулажина.

– Расслабься. Ничего не бойся, – звучал возле уха печальный голос. – Через некоторое время у тебя наступит одеревенение мышц, ты не сможешь говорить. Слух отключится позже. Поэтому просто лежи и слушай.

– Нет, Лев Львович, это вы меня слушайте. Мне сейчас не психологическая поддержка нужна. Я хочу, чтобы вы всё запомнили и рассказали следователю. Его фамилия Полухин. У меня тут свидетель, но он лицо заинтересованное. По нему самому тюрьма плачет. Ничего, Полухин с ним разберется…

Ассистент извивался, пытаясь высвободиться из пут, но узлы я кладу крепкие, можно было не беспокоиться. Вот клейкая лента у него начала отлипать – очень уж активно он двигал губами.

Сначала говорить было нетрудно, потому что боли я больше не чувствовал. Вместо нее изнутри подступало прохладное онемение. Оно, пожалуй, было даже приятным.

Я рассказал Льву Львовичу, как всё произошло. Он слушал, не перебивая. Только под конец пару раз переспросил. Но это потому что у меня начал заплетаться язык, и некоторые слова проглатывались.

Лысый Влад понял, что с веревкой не справится. Изогнувшись, он терся мордой об угол стола, отдирал скотч. Помешать ему я уже не мог, руки-ноги почти не двигались. Но пускай – нестрашно.

– Одного не пойму, – сказал Лев Львович. – Зачем Громову понадобилось ее взрывать? Ведь в случае насильственной смерти первое подозрение падает на наследника. А он даже не родственник.

– Не знаю, – с трудом пролепетал я.

– И еще. Почему она все-таки не попросила тебя заступиться? Ты ведь сказал ей, что ты следователь?

– Сказал…

Скотч повис у ассистента на углу рта.

– Да знала она, что вы следователь! – крикнул Влад. – Она ко мне вчера заходила, когда все в гостиной сидели! Спрашивала, кто этот, со шрамом. Я сказал: следователь. Она улыбнулась, говорит: «Подарок судьбы». И вышла. Что вы натворили! Иван Сергеевич ни в чем не виноват! Эта Каратаева ему проходу не давала. Она его замучила! Какой человек был! Лучший на свете!

И зарыдал, не мог больше говорить.

– Николай, ты не мог ошибиться? – Голос Льва Львовича звучал, будто из колодца. – Есть такой род параноидального помешательства – обсессионная влюбленность. В крайней форме может привести больного к убийству или к самоубийству…

Сделав неимоверное усилие, я заставил губы и язык шевелиться. Они не могли отобрать у меня последнее, что у меня осталось от всей моей нескладной жизни.

– А з…за…ве…

Нет, не смог выговорить длинное слово. Но Лев Львович догадался.

– Завещание? Она могла нарочно его составить. Чтоб утянуть за собой объект влюбленности. Патологическая любовь легко переходит в патологическую ненависть!

Неважно, всё это теперь было неважно. Меня утягивало. Из пахнущего кровью кабинета, из одеревеневшего тела, из бессмысленного мира. Я выползал из бытия, как личинка из яйца. Улетучивался, как воздух из проколотого шарика. Вызмеивался, как дым из трубки.

Меня завило вьюном, утащило в воронку. Она была черная, но не глухая, и через некоторое время вверху забрезжил свет.

Кто-то ждал меня там. Кто-то тянул ко мне тонкие и белые, как два луча, руки.

Это была черноволосая женщина с огромными сияющими глазами.

Это была Лана.

«Ну вот и ты, – зашептала она. – Видишь, как хорошо я всё устроила? Я купила взрывчатку, я научилась ею пользоваться, я сама прилепила ее на дверцу. Тебя мне подарила судьба. Я знала, ты до него доберешься и отправишь его вдогонку за мной. Теперь вы оба здесь, мои мужчины. И никуда от меня не денетесь».

Руки-лучи коснулись моего лица – верней места, где раньше у меня было лицо. Я отшатнулся. Я хотел назад – в воронку, в черноту, только бы подальше от этого шепота.

Но назад было нельзя.

☛ ВЕРДИКТ

Цепочка решений, которые Вы принимали в пунктах разветвления сюжета, определилась формулой Вашего подсознания и складом Вашей личности. В результате получился жанр и финал, который позволяет предположить о Вас следующее.