Когда все рушится - Пема Чодрон

Самайя – это чистой воды уловка. Мы думаем, что у нас есть выбор – связывать себя обязательством со здравомыслием или нет, но на самом деле у нас никогда не было выбора. Это сострадательная уловка, призванная помочь нам осознать, что выхода нет. Прямо сейчас – самое подходящее время; нет более высокого состояния сознания, чем сейчас. Это своего рода уловка, которую учителя ваджраяны придумывают в свободное время для своего полного и высшего удовольствия; «Как же нам обхитрить этих запутавшихся, озадаченных, неприрученных существ и заставить их осознать, что они уже пробуждены и что выбора у них нет?»

С точки зрения самайи только поиск альтернатив удерживает нас от осознания, что мы уже живем в просветленном мире. Поиск альтернативы – чего-то лучшего и большего – не дает нам понять, что мы уже можем воспринимать свою жизнь как священную мандалу. Однако нам все время хочется увильнуть: мы, как жук, наколотый на булавку, извиваемся и пытаемся убежать.

В ваджраяне есть описания разных видов самайи, но они все работают с осознаванием, что мы уже неразрывно связаны с реальностью; все они хитростью ставят нас перед отсутствием выбора. Даже если каждая клеточка нашего существа хочет бежать в противоположном направлении, мы остаемся здесь. Другого способа войти в пробужденный мир нет. Нам надо перестать думать, что можно ускользнуть и осесть где-то в другом месте. Вместо этого мы могли бы просто расслабиться – расслабиться, несмотря на утомление, несварение, бессонницу, раздражение, восторг.

Самые важные самайи – это самайи тела, речи и ума. Первая связана с телом, с формой, с тем, что видят наши глаза, – мы должны принимать это и никогда не отворачиваться от того, что видим.

Говорится, что самайи тела, речи и ума столь же непрерывны, как поток реки. Это непохоже на наш привычный опыт. Обычно, когда восприятие обостряется, мы начинаем нервничать, беспокоиться. Мир всегда играет с нами, машет и подмигивает, но мы так увлечены собой, что не замечаем этого. Но когда мы принимаем мир, не отворачиваемся от него, тогда все становится невероятно ярким и цельным и в то же время менее вещественным и более прозрачным. Речь о том, чтобы действительно видеть человека, сидящего перед нами: видеть, как лежат или торчат вверх его волосы, грязные они или чистые, расчесанные или спутанные. Или видеть сидящую на дереве птицу с черными перьями и веточкой в клюве. То, что мы видим перед собой, может выдернуть нас из болезненного круга сансары.

Если придерживаться этого, наш опыт станет более ярким и прозрачным, и мы больше не сможем не понимать послания. Его нельзя перевести на наш язык. Да, вещи говорят сами за себя. Но это не значит, что та красная подушка означает страсть, а маленькая мышь, снующая туда-сюда, – беспорядочные мысли; это просто красная подушка и мышка, выглядывающая из-за стула.

То же касается и звуков, любых – от будильника, пробуждающего нас по утрам, до храпа нашего партнера ночью. Мы замечаем звуки, когда они пугают нас, но знаете ли вы, какой звук издает ваша ручка, когда вы пишете ею в тетради? А что насчет вашего собственного голоса? Обычно, когда мы слышим его со стороны, он кажется нам чужим. Обращайте внимание, что и как мы говорим, как общаемся с другими. Это тоже может выдернуть нас из однообразия сансары. Даже если мы одни, наши зевки и пуканье несут в себе послание. Малейший писк, шорох или смешок, чавканье и бульканье могут пробудить нас. Смысл самайи в том, что если мы не избегаем своего собственного опыта, если не думаем, что где-то есть лучший, более вдохновляющий, не столь раздражающий или отвлекающий звук, то звуки становятся яркими и прозрачными.

То же самое относится и к уму. Когда мы практикуем, то видим, что мысли никуда не уходят. Они становятся более ясными, но менее вещественными. На уровне ума мы нарушаем самайю, когда делим вещи на «правильные» и «неправильные». Мы думаем, что должны сделать какой-то выбор, что есть альтернатива пребыванию здесь и сейчас. Можно сказать, что на уровне ума нарушение самайи – это ощущение, что мы должны найти решение проблемы или даже ощущение, что вообще есть решение и есть проблема. Теперь вы понимаете, как сложно хранить самайи.

Традиционно говорится, что соблюдение самайи подобно полировке зеркала. Как только мы его протерли, на него тут же снова оседает пыль. Самайя связана с нашим непосредственным опытом, и любое отвлечение может нарушить ее. Тем не менее можно все тут же исправить; нужно последовать знакомому наставлению о необходимости вернуться в настоящий момент.

В своей Садхане Махамудры Трунгпа Ринпоче изящно описывает самайю тела, речи и ума: «Все, видимое глазу, нереально в пустотности, но все же обладает формой». Далее говорится, что все не что иное, как проявление нашего учителя. «То, что слышит наше ухо, лишь эхо пустотности, но оно реально». И эти обычные, повседневные звуки – это слова нашего учителя. Все мысли и воспоминания «хорошие и плохие, печальные и счастливые», все «исчезают в пустотности, как след птицы в небе». Все эти постоянно возникающие мысли – это ум нашего учителя. Так нас подводят к тому, что наш учитель неотделим от нашего опыта. И одновременно мы осознаем, что нет другого опыта кроме того, что есть у нас. Наш опыт – единственно возможный. Он – абсолютный учитель.

Как говорится в известной цитате, практик ваджраяны всегда должен находиться в состоянии паники. Нам так непривычно быть связанными обязательством пробуждения, что это нервирует нас. Однажды, долгое время выполняя одну практику, я пришла в такое возбуждение, что едва могла сидеть неподвижно. Позже я рассказала Ринпоче, что меня раздражало все, даже пылинки. Он объяснил: это произошло потому, что практика требовала от меня быть здравомыслящей, а я к этому еще не привыкла.

В случае самайи, когда мы говорим об обязательствах, это абсолютное обязательство: абсолютная приверженность здравомыслию, абсолютная приверженность своему опыту, необусловленным отношениям с реальностью. Люди всегда говорят, что именно это им и нужно: безусловная любовь. Мы думаем, что наслаждались бы необусловленными отношениями. Возможно и так, но только если бы они строились на наших условиях. Любой, кто состоял в браке или в длительных отношениях, знает, что мы постоянно сталкиваемся с какими-то трудностями. Важно уметь идти на уступки и не бежать, когда мы чувствуем угрозу своему образу жизни. По сути, задача в том, чтобы быть самим собой, даже когда колотится сердце и трясутся поджилки. Короче говоря, мало кто из нас готов добровольно оказаться в ситуации, где нет хотя бы крохотной лазейки, через которую мы можем при необходимости сбежать.

В шестидесятых я любила ходить в индейские парные в Нью-Мексико. Я все время садилась у двери, потому что из любого другого места я не смогла бы выбраться в случае чего. Внутри становилось все жарче и жарче, пар заполнял пространство, и мне казалось, что я сейчас умру. Но если мне удавалось сесть возле двери и я знала, что у меня есть возможность уйти, тогда я могла выдержать церемонию. Конечно, сядь я не у выхода, мне просто пришлось бы дождаться конца, но я была бы так напугана, что не получила бы никакого удовольствия. Но когда мы берем на себя обязательство соблюдать самайю, мы не садимся рядом с выходом. В этом и есть уловка. Только так мы можем наконец пережить свой опыт. Это наш единственный вход в изначальную пробужденность мира.