Колдунья-индиго - Алексей Яковлев

— Мы с Горюновым как-то пересеклись, славно посидели в ресторане. О тебе вспоминали… Пригорюныч все жаловался: забыл, мол, Пан старого друга… А сколько всего вместе пережито! Просил передать тебе большой привет, а если, говорит, Глеб надумает уйти из органов, милости просим в нашу фирму «Следопыт», двери для друга всегда открыты, и доход будет иметь куда больше, чем его копейки в государственной конторе. «Не знаю, — плакался, — за что он на меня в обиде, я к нему всегда всей душой. Но если Пан считает, что я в чем-то перед ним виноват, то прошу прощения, а кто старое помянет — тому глаз вон…» И я так же думаю: не следует таить зла на друга. Если какая кошка меж вас пробежала, то плюнуть ей вслед и забыть, — Курсаков испытующим оком просветил прокисшую физиономию Панова и решил усилить сторону практического интереса, а затем подвести под него современную научно-теоретическую базу. — Кроме того, что нам с ребятами из «Следопыта» по старому знакомству контактировать будет легче, не следует забывать о коллегах, с которыми вместе работаешь, да и о собственном благосостоянии не вредно подумать. Как и для тебя, для меня финансовая проблема тоже стоит остро. Ты фактически бездомный, а у меня дочка в этом году заканчивает школу. Училась средне, на бюджетное место в институте рассчитывать не приходится, а во что обходится платное обучение, сам знаешь… Что делать, жить в рыночном обществе и быть свободным от его основного закона: «Все продается и все покупается» ни у кого не получится!

Последнюю сентенцию Курсаков произнес особо назидательно и с намеком на консервативность и даже попросту отсталый менталитет собеседника. Панов до сих пор пытался плыть против течения времени, и стремительные воды новорусской действительности частенько сносили его со стрежня за остров, где он больно бился задним местом о служебные коряги, а передним — о бытовые. Одна его неудачная женитьба чего стоит! А история, послужившая причиной его ссоры с лучшим другом капитаном Горюновым, о которой, не зная подлинной подоплеки их конфликта, помянул Курсаков, не только контузила моральные устои Панова, но и окончательно пустила под откос и так уже дребезжащий локомотив его семейной жизни…

С капитаном Горюновым, прозванным Пригорюнычем, Глеб сдружился давно, им действительно многое пришлось пережить вместе: и под бандитскими пулями приходилось стоять плечом к плечу, и не раз выручали друг друга из различных передряг. Глеб всегда знал: Пригорюныч не струсит в опасную минуту, не спрячется за чужую спину, не предаст товарища и не бросит его в беде. А Пригорюнычем капитана Павла Горюнова прозвали не со зла, а потому, что он часто употреблял в разговоре выражения: «при этом», «при том», «при всем», подпирал щеку рукой, пригорюнивался и ноющим тоном обсуждал в узком, а иногда, забыв о мудрой народной примете «молчание — золото», и в широком кругу сослуживцев либеральные новации высокого начальства.

— При том, что нас и раньше заставляли вычерпывать воду решетом, теперь и вовсе вооружили ведерками без дна. Черпайте, бойцы правопорядка, криминальную жижу смелее, не жалейте при этом своей крови и самой жизни в борьбе с преступностью! И никого из конструкторов ни решета, ни дырявого ведерка при всем том и этом никогда не посадят в сумасшедший дом!

Вот так, например, Пригорюныч прокомментировал принятие нового Уголовного кодекса.

— Все, о чем ты говоришь, к сожалению, имеет место быть, но мы должны и обязаны сохранять уважение к законодательной ветви власти, — осторожно поправлял друга Панов.

— Рискуя здоровьем и жизнью, мы задерживаем преступников, а преступности меньше не становится. «Обезвреженные» снова и снова выходят на свободу, поселяются в столице и крупных городах, где за ними никакой профилактический надзор невозможен, приобретают элитное жилье, дорогие иномарки, пьянствуют в шикарных ресторанах, всячески роскошествуют и собственным положительным и завидным примером вовлекают в криминал молодое пополнение при этом! — продолжал бушевать Пригорюныч, не обращая внимания на предупредительное покашливание Панова.

Ладно бы Пригорюныч ограничивался критикой законодательной ветви древа власти, он и к прочим его отросткам не проявлял должного почтения. Как только богатые событиями полицейские будни подкидывали очередной сюжетец для обсуждения и осуждения, Пригорюныч был тут как тут. Вот оперсотрудники после долгих поисков в результате тщательно разработанной хитроумной комбинации задержали матерого рецидивиста, на котором преступлений — как игрушек на новогодней елке. А судья тут же освободил его из-под стражи под подписку о невыезде. В духе либерализма и гуманизма. После чего задержанного, разумеется, и след простыл. Ветераны угрозыска только меланхолично разводили руками: такова, мол, «се ля ви». А Горюнов начал высказываться неподобающим образом и даже с употреблением ненормативной лексики в адрес Его чести и всей судебной ветви власти в целом. Или другой случай. По России и всему миру, с Интерполом и дипломатическими запросами искали афериста, умыкнувшего из казны сотню миллионов долларов. Поиски эти с выездами высокопоставленных чиновников за рубеж для консультаций с тамошними должностными лицами влетели государству в полновесную еврокопеечку. Отыскали беглого жулика на зарубежном фешенебельном курорте. Опять запросы и переговоры об экстрадиции, судебные рассмотрения и речи адвокатов. Наконец преступник предстал перед судом обворованной им России и российская Фемида опустила на повинную голову карающий меч правосудия. Расхититель государственных финансов получил аж три года. С учетом предварительного заключения в европейском комфортабельном домзаке сидеть ему оставалось всего ничего. Жулик вышел на волю с чистой совестью и снова растворился в мировых просторах. А об украденных миллионах оставалось только вздыхать, что и делали закаленные бойцы правоохранительного фронта. Горюнов же опять разнылся, да ладно бы только это! Он необоснованно утверждал, что аферист поделился украденными миллионами с кем нужно, почему и отделался так легко. И даже назвал фамилии высоких чиновников, в чьих карманах, по его предположению, и осела большая часть ворованных миллионов. Хорошо, что слышавшие эти слова сотрудники отдела оказались порядочными людьми и никто не настучал на болтливого коллегу. А то не миновать бы самому Пригорюнычу отсидки в зоне за клевету и экстремизм, и париться там ему пришлось бы подольше аферюгиного. Вот так-то! С экстремизмом нынче шутки плохи.

Но одно дело — не стучать вышестоящему начальству на шибко разговорившегося коллегу, а совсем другое — одобрять и поддерживать его завиральные идеи. И опытные сотрудники, старожилы отдела, разумеется, не одобряли горюновский экстремизм и, желая человеку добра, пытались учить его уму-разуму:

— Пойми, нельзя же все, что вокруг творится, принимать близко к сердцу. Ты молодой, а уже такой нервный. Этак быстро переработаешься на песок. Кондрашка хватит, и кранты!

— Да как же не нервничать? — ныл в ответ Пригорюныч. — Помните, в прошлом году мы брали рецидивиста Хрекова? За ним уже одно убийство числилось по малолетке. Притом убил он полицейского. Свое не отсидел, вышел досрочно. И года не прошло — ограбил чужую квартиру и зарезал хозяйку квартиры — женщину с малолетней дочкой. При аресте оказал сопротивление и тяжело ранил сотрудника полиции. Тот пока не умер, но понятно, что тоже не жилец. Недавно состоялся суд, за подсудимым в совокупности уже три трупа, а четвертый человек — на краю могилы. За все про все убийце присудили девятнадцать с половиной лет. Особенно меня умиляют эти дополнительные полгода! Целых шесть месяцев плюс к девятнадцати годам злодей будет жить на иждивении у родственников загубленных им людей: смотреть цветной телевизор, участвовать в художественной самодеятельности, знакомиться по переписке с девушками. Может, и свадьбу сыграет там же, на зоне. Зона ему как дом родной! А жертвы этого урода будут при этом гнить в могиле. Где здесь справедливость?