Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл

Реальность пробивалась сквозь грезы, принося с собой сомнения. Его сексуальный опыт был весьма ограничен. В частной школе у него бывали соития с другими мальчиками, и эти соития были короткими, грубыми и неприятными, хотя несколько лучше, чем мастурбация. Выйдя из школы, Найджел обнаружил, что очень привлекателен с точки зрения девушек, однако особого успеха с ними не добился. Чем симпатичнее они были, тем сильнее пугали его. Перед лицом красоты и юности он терялся. Отец послал его к психиатру – конечно же, не из-за неудач с девушками, о которых доктор Таксби не знал. Однако почтенный доктор желал понять, почему его сын не может получить диплом или работу, как другие люди. Психиатр не смог обнаружить причину этого, и неудивительно: в основном он расспрашивал Найджела о его чувствах к матери. Найджел сказал, что ненавидит мать, хотя это было неправдой, однако он знал, что психиатрам нравится слышать что-то в этом духе. Но все равно психиатр никогда не рассказывал Найджелу о своих открытиях и не ставил никаких диагнозов, и после пяти сеансов молодой человек перестал к нему ходить. Сам он пришел к заключению, что для успеха ему требуется, чтобы его обучила всему женщина постарше и, лучше всего, непривлекательная. Он понял, что с женщинами в возрасте ему проще, чем с девушками. Они меньше пугали его, потому что он мог презирать их и считать, что они должны быть ему признательны.

Однако Джойс не была женщиной в возрасте – Найджел решил, что она, вероятно, младше его. И все-таки ее внешность не могла напугать его до импотенции. Кассирша из банка была уродлива и вульгарна – с большими круглыми глазами, толстыми губами и носом, похожим на маленький пухлый кекс. И он уже презирал ее. Хотя он демонстрировал показное отвращение к изящной жизни, хрустальным бокалам, столовому серебру, сервированным столам, вечерним трапезам в ресторане, к квалифицированным специалистам и университетским дипломам, все же воспитание оставило на нем неизгладимый след. В душе он был снобом. Джойс была неприятна ему, потому что происходила из рабочего класса. Но он не боялся ее, и когда он думал о том, что обретет: свободу, избавление и ее молчание, – он начинал меньше бояться самого себя.

Утром в субботу Найджел принес из кухни кофе – чашку для нее и чашку для себя. Марти уже перестал пить что-либо, кроме виски и вина.

– Что ты вяжешь, Джойс?

– Джемпер.

– А картинка его есть?

Она перевернула страницу журнала и показала цветную фотографию красивой, но плоскогрудой и тощей девушки в объемистом свитере. Джойс ничего не сказала, только перелистнула страницу обратно секунд через пять.

– Ты будешь выглядеть в этом отлично, – заявил Найджел. – У тебя шикарная фигура.

– Угу, – отозвалась Джойс. Она не была польщена. Любой парень, с которым она знакомилась, говорил ей об этом, да и сама она это знала лет с двенадцати. Мы жаждем, чтобы нас хвалили за достоинства, которых у нас нет, и любовь Джойс к Стивену зародилась тогда, когда он сказал, что у нее красивые глаза.

– Я хочу, чтобы ты сегодня вечером ушел, – сказал Найджел Марти, пока Джойс была в туалете.

– Чего?

– Оставь меня наедине с ней.

– Просто круто, чего уж там, – фыркнул Марти. – Я должен слоняться по холоду, пока ты заигрываешь с девушкой… Ну уж нет. Ни за что.

– Ты так говоришь, как будто что-то в этом понимаешь. Подумай, и поймешь, что это единственный способ вытащить нас отсюда. И тебе вовсе не обязательно слоняться по холоду. Можешь сходить в кино.

Марти подумал и решил, что это имеет смысл. Однако затаил обиду, поскольку считал, что если кто-то и должен подкатывать к Джойс, то это он сам. Не столько из теплых чувств к ней, сколько из мужского самолюбия, хотя сам он в таких терминах не мыслил, но тем не менее это должен был быть он. Не то чтобы у него были какие-то идеи насчет того, как обеспечить молчание Джойс подобными методами. Он был реалистом, чье представление о сексуальной жизни сводилось к забавному времяпрепровождению во время легких романчиков, до тех пор, пока ему не исполнится лет тридцать и он не осядет где-нибудь, обзаведясь семьей и домиком в пригороде. Но если Найджел считает, что таким методом сможет вытащить их, пусть Найджел этим и занимается. Поэтому в шесть часов вечера Марти принес на всех донер-кебаб и долму, выпил половину стакана чистого виски и пошел на фильм «Горячее сексуальное варево» в грязный маленький кинотеатр в Кэмден-таун.

– Куда он ушел? – спросила Джойс.

– Навестить свою мать.

– Ты хочешь сказать, у него есть мать? И где она живет? В обезьяннике в зоопарке?

– Послушай, Джойс, я знаю, что он не похож на тех парней, с которыми ты привыкла общаться. Я это понимаю. Он и не моего круга человек, если честно, я понял это достаточно быстро после знакомства с ним.

– И все же не следует так говорить о нем за глаза. Я считаю, что, если уж ты с кем-то дружишь, будь ему верен. И если хочешь знать мое мнение, из вас двоих я не выбрала бы никого.

Они находились в кухне. Джойс мыла за собой посуду после ужина. Найджел и Марти тарелками не пользовались, зато ели вилками, а Марти наливал виски в один из новых стаканов. Джойс подумывала о том, чтобы оставить вилки и стакан грязными, но они портили вид жилья, поэтому она помыла и их тоже. Впервые в своей жизни Найджел взял в руки посудное полотенце и начал вытирать тарелки. Пистолет он отложил на плиту.

Ложь насчет матери Марти подала ему идею. Не то чтобы матери, которых боятся, презирают, почитают, по которым тоскуют, были для него чем-то несущественным, как бы он ни притворялся. Выдуманная им причина для ухода Марти пришла ему на ум совершенно естественно и неизбежно. Примерно за час до этого Марти принес вечернюю газету, и Найджел просмотрел ее, пока сидел в туалете. «Заложники из самолета “Сабены” рассказывают о пытках» и «Новые шаги к увеличению заработной платы» – гласили заголовки статей на первой странице. На второй же было несколько строк о том, что миссис Калвер находится в больнице после принятия большой дозы снотворных таблеток. Найджел неуклюже вытер стакан и, намереваясь перейти к основной части плана, рассказал Джойс о том, что случилось с ее матерью.

Девушка села на стул.

– Вы маньяки, – выговорила она. – Вам плевать, что вы творите. Если с ней что-нибудь случится, это убьет моего отца.

Постаравшись говорить тем тоном, который, как он знал, Джойс любила, Найджел произнес:

– Мне очень жаль, Джойс. Мы не могли предвидеть, что все так обернется. Но твоя мать не умерла, и она поправится.

– Если и поправится, то не благодаря вам!

Он подошел к ней ближе. Жар от открытой духовки заставил его вспотеть. Джойс готова была заплакать и терла глаза, чтобы загнать слезы внутрь.

– Послушай, – продолжал Найджел. – Если хочешь, напиши ей записку, то есть письмо, и я постараюсь, чтобы она его получила. Я совершенно честно говорю. Просто напиши ей, что ты в порядке, что мы не причинили тебе вреда, и я сам отошлю это письмо.