Наша лучшая зима - Джосс Вуд

Ди‑Эй подняла голову и заметила, с какой теплотой Найджел смотрит на Джули, какие нежные взгляды она бросает в ответ. Не в силах этого вынести, Ди‑Эй повернулась к Калли только для того, чтобы увидеть страсть и смущение на лице разговаривавшего с ней Мейсона.

Ди‑Эй завидовала счастью Джули, завидовала браку Калли и Рэя.

Калли была права, когда сказала, что Ди‑Эй требует от отношений больше, чем сама готова в них вложить. Ди‑Эй всю жизнь прожила в одиночестве, ей казалось, так безопаснее, и что она сможет удовольствоваться мимолетными отношениями. Но когда Мэтт приехал в Бостон, все изменилось. Он наполнил ее мир смехом, радостью, теплом и по‑настоящему прекрасным сексом.

Но Мэтт не считал, что может доверять ей, что может на нее положиться. Она хотела, чтобы он видел в ней друга, близкого человека, любимую женщину. Его молчание красноречивее любых действий свидетельствовало, что она всегда была для него просто сексуальной партнершей.

Ди‑Эй взяла зеленый пищевой краситель и, осторожно наклонив пузырек, капнула на белую глазурь. Сперва капля казалась черной, но потом, растворяясь в глазури, превратилась в блестящий зеленый глаз Мэтта.

Будто в замедленной съемке Ди‑Эй увидела, как ее рука сметает стеклянную чашу с глазурью со стола, как та летит вниз и разбивается о пол.

Она посмотрела на лужу на полу и разрыдалась. Это было слишком. Рождество, ее отец, ее мать, Мэтт, разбитая чаша…

Она ненавидит Рождество!

Ди‑Эй почувствовала, как чьи‑то теплые руки обнимают ее, кто‑то вынимает ложку из ее пальцев, ее лицо уткнулось в крепкую мужскую шею.

— Не плачь, Ди‑Эй! — прошептал Мэтт ей на ухо.

Это он? От облегчения она расплакалась еще сильнее.

— Какой кошмар. Я тут все перепачкала. Мне надо прибраться.

— Мейсон уберет.

Ди‑Эй обвила руками шею Мэтта. Он что‑то говорил Калли, но она не могла понять ни слова. Она так устала…

— Пойдем, Ди‑Эй.

Мэтт повел ее к дверям, крепко держа за талию. У входной двери он снял ее пальто с крючка, надел на нее один рукав, потом другой, застегнул все пуговицы, потом завязал пояс. Сквозь слезы Ди‑Эй разглядывала его сосредоточенное лицо. Он взял ее за руку, вывел на улицу, повел к своей машине, помог сесть. Захлопнул дверь, включил печку, откинулся на сиденье и, наконец, посмотрел ей в глаза. Он смотрел на нее и молчал.

— Куда мы едем? — спросила Ди‑Эй.

— Никуда. Ты еще должна напечь пряников и кое с кем познакомиться.

Она не хотела никаких пряников и никаких знакомств.

— Если ты не заметил, я сейчас не в лучшей форме.

— Это все из‑за меня. Прости, Ди‑Эй.

— Я хотела бы сказать, что все в порядке, но это не так. Напрасно ты приехал. Мы можем сейчас поцеловаться, сделать вид, что помирились, но это не уничтожит ту дистанцию, которую ты между нами установил.

— Я не хочу больше никакой дистанции. Я хочу быть с тобой.

Боже, если это шутка, то она убьет его. Если он сейчас удержит ее, а потом все пойдет по‑прежнему, у нее уже не хватит сил уйти.

Мэтт взял ее холодную руку и поцеловал в ладонь. Его губы дрогнули в улыбке.

— Ты сладкая. В прямом смысле слова.

— Мэтью.

Это прозвучало как мольба. Она просила его объясниться или уйти.

Мэтт откинулся на спинку сиденья, прижал ее ладонь к губам и зажмурился. Когда он снова открыл глаза, Ди‑Эй все по ним поняла.

— Я хочу большего, Дилан‑Энн. Я хочу все.

Ди‑Эй смотрела на него, желая и боясь услышать продолжение. И еще она боялась, что все это ей только снится.

— Пожалуйста, не говори того, от чего потом откажешься, — прошептала Ди‑Эй. — Пожалуйста, не удерживай меня, если собираешься снова уйти.

Он гладил ее по лицу, по шее, по губам.

— Я не уйду, Дилан‑Энн. Обещаю тебе.

Она хотела поверить ему, но чувствовала себя так, будто идет по тонкой жердочке над страшной пропастью и эта жердочка вот‑вот сломается.

— Я хочу быть с тобой, Дилан‑Энн, потому что ты единственный человек, с которым моя жизнь обретает смысл. Сейчас Рождество, и, хотя ты его не любишь, это время чудес. Ты мое чудо, знай это. Я хочу жениться на тебе, завести с тобой детей, спать с тобой, ссориться с тобой, любить тебя всю оставшуюся жизнь. Мне нужна только ты. — Мэтт помолчал, перед тем как продолжить: — Будь моим подарком на Рождество.

Затем Мэтт произнес слова, которые она ждала больше всего:

— Я люблю тебя, Дилан‑Энн. Ты для меня центр вселенной.

Все страхи, терзавшие ее на протяжении многих лет, отступили. Слезы заструились по ее лицу, но она их не замечала. Мэтт хорошо знал ее, поэтому просто ждал, когда она наплачется.

— Ты уверен? — спросила Ди‑Эй сквозь слезы. Мэтт улыбнулся.

— Что я люблю тебя? Да. Что я никогда тебя не покину? Да. Что ты моя единственная? Да.

— Я не знаю, что сказать, — прошептала она с улыбкой.

— Тогда позволь говорить мне. Мы поженимся, и чем раньше, тем лучше. Я пока не понял, как мы будем жить на два континента, но я уверен — мы что‑нибудь придумаем. И мы будем проводить много времени вместе, это не обсуждается. Мы больше не будем разлучаться на многие месяцы, мы найдем решение. Может быть, будем жить часть времени тут, часть времени в Гааге. Но мне не важно, где мы будем жить, главное, что мы будем вместе.

Ди‑Эй почувствовала, что ее слезы высохли. Она хотела ответить ему, но Мэтт ее опередил:

— Я не знаю, насколько хорошим мужем и отцом я буду, у меня нет достойных примеров для подражания, но я буду стараться, клянусь тебе. Я никогда не буду обманывать тебя, и ты всегда будешь центром моей вселенной, я обещаю.

Но этого Ди‑Эй не могла от него требовать. У него была дочь, и она должна быть для него на первом месте. Это был первый шаг к тому, чтобы стать хорошим отцом.

— У тебя есть Эмили, Мэтт. Я понимаю, что она должна быть для тебя важнее всего.

— У Эмили уже есть отец, Ди‑Эй, и семья, которую она обожает. И это очень хорошо, я рад этому. Но я хочу свою семью, нашу семью. Я хочу стать лучше, ответственнее, и, уж конечно, я хочу, чтобы мы были лучшими родителями, чем наши. Ты хочешь пройти все это вместе со мной? — спросил он голосом полным надежды.

Ди‑Эй медленно кивнула, пристально глядя на него.

— Я тоже хочу ребенка, Мэтт, может быть, двух. Но до этого я хочу, чтобы мы научились жить вместе. Я хочу быть твоим светом, когда у тебя в глазах потемнеет от всяких международных преступлений, твоим убежищем, когда вокруг тебя все будет рушиться. Это будет сложно, потому что жизнь — тяжелая штука, но если мы будем крепко держаться друг за друга и наших детей, то у нас все получится, мы справимся с чем угодно.