Преступники. Факел сатаны - Анатолий Алексеевич Безуглов

накануне вечером и, не заезжая домой, заскочил к приятелю…

— Или же приятельнице, — добавил капитан.

— А утром снова прямехонько на Лавутку, — сказала Дагурова. — Не исключено, что все это заранее было подстроено. Нельзя забывать, что в доме профессора ценностей было на много тысяч рублей.

— Хорошо, а если он их продал? — задал теперь вопрос Чикуров.

— Зачем? — чуть ли не в один голос спросили его собеседники.

— Ну мало ли…

— Чтобы коллекционер!.. — покачала головой Ольга Арчиловна. — Разве что по самой крайней нужде.

— А может, и была как раз та самая крайняя нужда, — возразил Игорь Андреевич. — Вспомните письмо жены. Действительно, для чего ему деньги? Более того, любящий отец просит отдать назад подарок, сделанный им своей же дочери! — Чикуров выдержал паузу и добавил: — Есть над чем задуматься, не правда ли?

Неожиданный поворот, который придал беседе Чикуров, несколько охладил Дагурову и Латыниса. Они и впрямь задумались. А Игорь Андреевич продолжил:

— Отчего у Баулина было плохое настроение в последнее время? Ведь было, это отметила и Орлова, и жена… Как–то не сочетается с успехом, популярностью, славой… На премию выдвинули… Тут бы радоваться, а он хандрит.

— Нервы, — пожала плечами Дагурова. — Когда человек вымотан, как загнанная лошадь, устал, то никакая премия не в радость. Нужен элементарный отдых.

— Согласен, — кивнул Чикуров. — Возможно, тут и нет связи — между его состоянием и покушением. Но забывать об этом нельзя. А если ему кто–то или что–то угрожало? Или он предчувствовал неприятности?.. Нельзя замыкаться на одной версии. Допустим, ограбление и выстрел в профессора — случайное совпадение, то есть это дело рук разных людей. Об ограблении мы уже говорили, теперь давайте прикинем, кто бы мог стрелять в профессора? По каким мотивам? Обида? Ревность? Месть? Корысть? Зависть?

Игорь Андреевич переводил вопросительный взгляд с Латыниса на Дагурову.

— Одна из версий сегодня уже была высказана, — сказала Ольга Арчиловна. — Несчастный случай…

— Верно, — согласился Чикуров, делая запись в блокноте. — Первоначальное положение тела нам неизвестно… Профессора могла поразить шальная пуля, выпущенная, например, с другого берега реки… Ян Арнольдович, займитесь этим. Справьтесь в местном обществе охотников, поговорите с лесниками и вообще с людьми, кто любит побродить с ружьем в окрестностях. Как правило, охотники знают друг друга, замечают и приезжих. А вдруг и в самом деле какой–нибудь браконьер, а?

— Заметано, — кивнул Латынис. — Вот вы сказали насчет обиды… Я бы все–таки не сбрасывал со счетов Рогожина.

— А я и не сбрасываю, — ответил Игорь Андреевич. — Выясню, какая история произошла с его матерью. — Он снова чиркнул в блокноте. — А кто еще мог иметь зуб на профессора?

— Орлова говорила о его вражде с Шовкоплясом, — ответила Дагурова. — Но, право же, не верится, чтобы он…

— Что за человек этот хирург? — спросил Игорь Андреевич у капитана.

— Хирург отличный, на всю округу славится. А человек он крутой. Когда открыли клинику и приехал Баулин, он оказался как бы на втором плане… Потом Шовкопляс стал открыто выступать против методов Баулина… Не знаю, кто постарался, но его вскоре, как говорится, задвинули… Теперь он в больнице просто хирург…

— Да, обида серьезная, — постучал ручкой по столу Чикуров.

— Все–таки он врач, Игорь Андреевич. Человек гуманной профессии, — сказала Дагурова.

— Позвольте, — серьезно сказал Чикуров, — вы можете назвать негуманную профессию? Хоть одну?

Дагурова подняла глаза к потолку, усмехнулась про себя, но промолчала.

— Мы привыкли к штампам, — продолжал Игорь Андреевич. — Учитель — благородно, цветовод — возвышенно, ученый — обязательно подвижник, писатель — инженер человеческих душ. И так далее, и тому подобное. А слесарь? Или продавец, бухгалтер, шофер? Так что постарайтесь установить, Ян Арнольдович, есть ли у Шовкопляса алиби. Заодно нас интересует, как провел день перед покушением Баулин. Желательно проследить буквально час за часом, — сказал Чикуров. — Еще какие будут версии?

— Может быть, происшествие связано с клиникой? — высказала предположение Дагурова. — Покушался кто–нибудь из больных. Или кто из родственников пациента. Предположим, Баулин отказал в госпитализации — одна причина. Другая — кто–то умер, и профессора посчитали виновником. Месть…

— Та–ак, — протянул Чикуров, делая пометку в блокноте. — Раз уж вы, Ольга Арчиловна, были в клинике, то возьмите на себя проверку этой версии. Узнайте, имелись ли там смертельные случаи. Возможно, пациент умер не здесь, а по возвращении домой… Имелись ли случаи устных угроз, может, угрожали письменно…

— Ладно, — кивнула Дагурова. — Но могли покушаться и без видимой причины. Они ведь лечат и психически ненормальных, а следовательно… — Ольга Арчиловна сдавила пальцами виски.

— Не прошла боль? — участливо спросил Игорь Андреевич.

— Ничего, — отмахнулась Дагурова. — Пойду приму таблетку.

Она возвратилась через минуту и озабоченно сказала:

— Знаете, о чем я думаю? Это, кстати, касается стереотипного мышления… Человек, который возился в лесочке у реки с раненым профессором, необязательно должен быть мужчиной. Ведь мальчишки не видели его лица, а брюки давно уже носят и женщины.

— Вы хотите сказать, в светлых брюках могла быть и женщина? — спросил Чикуров. — Кто же, по–вашему?

— Отнеситесь как к фантазии, — сказала Ольга Арчиловна, — но… Жена Баулина, например.

Мужчины переглянулись.

— По принципу: чем мы хуже сильного пола? — улыбнулся капитан.

— Предположение смелое, — серьезно сказал Чикуров. — Фантазируйте, пожалуйста, дальше. Чувствую, идете от каких–то фактов?

— Сейчас скажу, — немного волнуясь, начала Дагурова, — от чего я плясала… Вам, Ян Арнольдович, домработница профессора рассказала, что жена Баулина имеет «Жигули» красного цвета?

— Так, — подтвердил капитан. — И уже бывала здесь на машине.

— Тем более. Второе. Меня удивляет, почему она не прилетела…

— Резонно, — кивнул Чикуров. — Телеграмму она получила утром. Самолет летит всего час.

— Обратимся к ее письму. О чем оно? Выговаривает мужу насчет его просьбы о высылке денег. Пишет о даче, машине. Что ей с дочерью нужно ехать к морю… Какое может быть море? — все больше горячилась Дагурова. — Если она знает, что мужу плохо, человек на грани нервного истощения! Вспомните: московский светила, их знакомый, считает, что Баулину нужно лечь в больницу!

— Ее тревога выглядит как раз искренне, — возразил Чикуров. — А то, что она высказывает какие–то претензии к мужу, дело обыкновенное, житейское… Раз уж вы заговорили о письме… Меня насторожило: зачем профессору деньги? И у кого просит? У жены…

— К тому я и хотела подвести, — перебила Дагурова. — А может быть, все эти раритеты, хрусталь и прочее находится в московской квартире Баулина? Или он сам отвез, или жена заставила перевезти?

— А как же Савчук? — вставил Латынис.

— Савчук уже давно в больнице. Откуда ей знать, была здесь в это время Регина Эдуардовна или нет? И вообще, что делается у профессора в доме?

— Понятно, — сказал Чикуров. — Но зачем ей убивать