📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыУслышь мою тишину - Тори Ру

Услышь мою тишину - Тори Ру

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 62
Перейти на страницу:
горько усмехается, и я уверенно киваю.

— Конечно!

Видит бог, я не вру. Еще в начале дня эта версия соответствовала действительности.

Паша хмурится, нервно переступает с ноги на ногу, еще внимательнее высматривает что-то позади меня, явно подбирая слова для отмазки.

Не надо было приходить. Не надо было ворошить никому не нужное старье.

Я отступаю, от раздражения сводит челюсти.

Черт с ним. Попробую справиться сама.

Эта лесенка — ничто в сравнении с многокилометровыми прогулками по полям в убивающий все живое полуденный зной. И жесткими сеансами психотерапии в исполнении призрака.

Захлебываясь обидой, я раскрываю рот, чтобы навсегда попрощаться со своим бывшим другом и бывшим, но он тихо бросает:

— Окей. Жди здесь. — И быстро отходит к оставленным на траве вещам.

Еще несколько секунд я не верю своим ушам — эта короткая ничего не значащая фраза прозвучала так, будто мы все еще близки, и стены из ошибок и невысказанных проблем между нами не существует.

Паша наклоняется, забирает рюкзак и футляр, вешает их на плечи и прямо по газону направляется в глубину парка. Стучится в разрисованную мультяшками будку, что-то говорит билетерше и вручает ей музыкальный инструмент и вещи.

Очень скоро он налегке возвращается и машет мне:

— Пошли.

Рыжую брусчатку под резиновыми кедами сменяет серый асфальт, парковые ворота остаются позади — прямо по курсу раскинулись загазованные городские джунгли.

В груди екает — мы вдвоем идем по вечерней улице… Совсем как в прошлом году, только наши пальцы не сцеплены.

Над деревьями розовеет безоблачное небо, в желтой дымке смога мигают огоньки дальних микрорайонов. Еще час — и на наши головы свалятся летние сумерки.

Паша невидящим взглядом провожает ползущие по шоссе машины и ни слова не говорит — не травит идиотских баек, не рассыпается в комплиментах, не делится новостями.

Молчание изводит, лишь стук трости и шарканье моих шагов разбавляют чудовищную неловкость — никогда раньше ее не возникало рядом с этим человеком.

— Как проводила время? — наконец он вспоминает о манерах и ставит в тупик тупым вопросом.

— Нормально, — отзываюсь без всякого энтузиазма. Даже разговор о погоде был бы уместнее, чем эти пустые слова.

Он не должен знать об инвалидности, скандалах с мамой, бегстве в деревню, попытке суицида и встрече с Сорокой. Он не должен знать о том, что его больше не касается.

Снова повисает дурацкая пауза.

К счастью, за поворотом нас встречает двор с яркими клумбами в палисадниках и кустами шиповника у деревянных скамеек.

Под осуждающие взгляды местных бабушек Паша невозмутимо распахивает металлическую дверь с неисправным домофоном, пропускает меня в прохладу чужого подъезда, и я становлюсь чуть ближе к цели.

В подъехавшем лифте мы, не сговариваясь, занимаем противоположные углы — Паша рассеянно пялится на цифры голубого табло над рядами кнопок, а я не могу оторваться от его напряженных мышц, сжатых губ и мрачного цепкого взгляда.

Метаморфоза, произошедшая с ним за полгода, пугает.

Паша больше не милый мальчик, что сходу решал наши проблемы и с ангельской улыбкой совершал огромные глупости. Он какой-то… замороженный.

Я вздрагиваю.

Да чтоб меня… Он же напоминает Ника!

Уясняю и перевариваю этот факт, но металлический голос объявляет номер самого верхнего этажа, и серебристые створки разъезжаются.

Паша шагает к лестнице, я следую за ним и тут же впадаю в ступор — горячие ладони привычно ложатся на талию, легко поднимают меня и подталкивают к открытому люку. По сломанному телу проходит разряд, я едва не роняю трость, упрямо карабкаюсь наверх, и Паша, убедившись, что я больше не нуждаюсь в поддержке, тут же убирает руки. Покачиваясь, я стою на черном мягком рубероиде, ветер треплет разноцветные пряди, глаза слезятся, что-то бешено бьется о ребра.

Он тоже выбирается на крышу, отходит к ржавому ограждению и замирает, обозревая виды.

Трясу головой, пытаюсь справиться с нахлынувшими чувствами, но не могу — его прикосновение столько долгих месяцев спустя снова столкнуло меня с обрыва.

Я люблю его. В своих руках он до сих пор держит мое сердце и волен выбросить его и разбить.

За краем бетонной плиты, частично разрушенной дождями, открывается необъятный простор: серые строения в пене зеленой листвы, лента шоссе и зеркало пруда у горизонта.

Этот пейзаж напоминает густой лес и озеро, которыми мы с Сорокой любовались с холма в закатные часы. Мне даже на мгновение кажется, что он здесь — отрешившись от суеты, наблюдает за ходом больше не властного над ним времени…

Внизу урчат моторы автомобилей, отсветы алого солнца блестят на стали поручней и антенн, встревоженные птицы сигают с проводов и разрезают воздух ножницами острых крыльев.

Трогаюсь с места и бреду к невысокому кирпичному сооружению, испачканному граффити и сажей от спичек.

Видение взрывается чистым восторгом, пьяной слабостью и прохладой металла, сжатого в пальцах. Это здесь. Сорока нацарапал послание здесь.

Я падаю на колени, шрамы тянут и жгут.

Заправляю за уши растрепанные волосы, склоняюсь над кладкой, нашариваю в кармане телефон и включаю подсветку.

На кирпичах, под слоем пыли, разводами едкой зеленой краски и плесени я различаю еле заметные буквы, пережившие много зим и лет.

«Никогда не забывай, кем ты был, когда был счастливым.

21.06.2003.

Сорока was here».

Снова и снова вчитываюсь в слова, оставленные Сорокой, глажу их ладонью, ощупываю каждую выемку и дрожу, словно он сам ожил передо мной, стал осязаемым и дал возможность к себе прикоснуться.

Но радостное волнение сменяется горьким разочарованием.

Устало сажусь на шершавый рубероид и смотрю в небеса, что видел когда-то Сорока.

Даже если я уломаю Ирину Петровну простить меня, приеду в деревню и разыщу автора этого изречения, он все равно не сможет прояснить его смысл.

Мертвое — мертвым. Живое — живым. Может, это и было главным его посланием?

Может, я должна забыть его и двигаться дальше по миллионам дорог?

— Помнишь, что мы делали здесь в прошлый раз? — Паша бесшумно опускается позади и обдает ароматом знакомого парфюма.

Я не оглядываюсь, но по коже бегут мурашки.

— Да. Мы пили вино из горлышка, а Стася рисовала, — отрезаю раздраженно. Я не намерена устраивать ностальгические посиделки и обсуждать с ним прошлые прегрешения.

— Нет, тогда Самолетика не было с нами. — Паша называет мою сестру ласковым прозвищем, которое сам же и прилепил, и я каменею.

Тогда ее здесь действительно не было — были только мы вдвоем.

Не хочу отвечать. Не хочу об этом даже думать.

Теплые

1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 62
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?