Близнецы - Тесса де Лоо

Не успели высохнуть чернила на аттестате, как ее уже взяли на работу. Она поступила на круглосуточную службу (с одним свободным воскресеньем в две недели) в семью Штольцев, проживавшую на востоке города, в районе небольших вилл, вблизи промышленного комплекса «Байер», где Штольц работал в химической лаборатории. Она не имела ни малейшего понятия, что значит быть горничной, которая органично вписывается в жизнь семейства работодателей. Ее намерения взять в свои руки управление хозяйством в доме Штольцев в первый же день развеялись как дым — здесь действовало четкое разделение властей на законодательную и исполнительную. Первая, в лице фрау Штольц, внедрила своего рода фабричную систему быстрого и эффективного ведения домашних дел. В течение девяти лет ее замужества на вилле каждое утро вытирали пыль с плинтусов; по вторникам в половине третьего гладили рубашки, а по субботам в девять утра мыли окна. Она до секунды просчитывала время, затрачиваемое на каждый вид деятельности. Составные части программы без промежутков сменяли друг друга, так что исполнительной власти едва удавалось перевести дух. Как в немом фильме, Анна торопливо переходила от одной задачи к другой. Когда однажды она смахивала пыль с плинтусов кисточкой из свиной щетины, в дверь позвонили. Сунув кисточку в карман фартука, она отворила дверь, после чего поспешно возобновила свое занятие — заминка не была включена в программу. Во время ежедневной инспекции фрау Штольц прошлась указательным пальцем по полуметровому куску плинтуса, пропущенному Анной в результате непредвиденной задержки:

— Здесь тебя сегодня не было.

Фрау Штольц не замечала, что требование беспрекословного послушания уничтожает в корне любую личную инициативу. Однажды вечером она отправилась в гости; до ее возвращения Анне надлежало перегладить все рубашки. Начался дождь. Анна оторвалась от гладильной доски, увидела капли на окнах и оказалась перед дилеммой: если сейчас подняться наверх и закрыть окна в спальнях, то она, скорее всего, не успеет закончить работу. Она не рискнула. Чуть позже в комнату ворвалась запыхавшаяся фрау Штольц.

— Я так и знала, — победно воскликнула она. — Я сказала своей подруге, что мне надо домой, у меня все окна открыты. А та говорит: а что, дома никого нет? Есть, наша горничная, но вряд ли она додумается их закрыть!

Свою требовательность фрау Штольц расценивала как форму воспитания и считала, что несет серьезную ответственность за благополучие Анны. Она не выносила, когда в свободные вечера Анна сидела одна в своей каморке на чердаке, и приглашала ее в гостиную на чашку горячего какао. Она учила ее плести кружева и вышивать крестиком и стежком — навыки, необходимые молодой женщине, объясняла она, великодушно снабжая Анну нужными материалами. Так они проводили вечера: герр Штольц читал газету, а его жена и горничная дружно рукодельничали. Их восьмилетняя дочь Гитте, девочка с длинными косами, уже спала.

Когда намечалось выступление Гитлера, они включали «Volksempfanger».[39]Анна слушала и не слушала. Это можно было сравнить с вышиванием: она орудовала ниткой и иглой, но мысли где-то блуждали. Сначала речь произносил Геббельс, рассуждая о вопросах, от нее весьма далеких: «Die Plutokratie — die Wallstreetjuden wollen uns kaputt machen…»[40]— и так далее. Это была лишь прелюдия. Затем звучали марши, военные команды, Sieg Heil, Sieg Heil. Потом к народу, как всегда чересчур громко, обращался сам Гитлер. «Ich möchte Herrn Minister Eden hier zunächst versichern, daß wir Deutsche nicht im geringsten isoliert sein wollen und uns auch gar nicht isoliert fühlen…»[41]Герр Штольц кивал в знак согласия. Сложив руки на круглом животе, он ловил каждое слово. Анна равнодушно слушала это бахвальство и ждала развязки — так ждешь, когда перестанет дождь. Фюрер олицетворял собой институт власти. Все решалось помимо нее, без ее участия, на каком-то абстрактном уровне. Поэтому ее это не волновало — ей хватало молчаливой изнурительной борьбы с деспотизмом фрау Штольц.

Поверх своей вышивки она украдкой поглядывала на книжный шкаф из орехового дерева, за стеклом которого, как драгоценности, хранились книги. Она не могла не поддаться искушению.

— Простите, repp Штольц, можно мне… — она показала в сторону святыни, — можно мне как-нибудь почитать книгу?

— Конечно, — удивленно кивнул он, — выбирай любую.

Избегая взгляда пораженной фрау Штольц. Анна поднялась с места и робкими шагами подошла к шкафу. Она раскрыла скрипучие дверцы и вдохнула дивный аромат переплетов, многие из которых были с золотым тиснением, аромат тысяч и тысяч печатных страниц. Книги умоляли вырвать их из зимней спячки, из этой нелепой иллюзорности, и сулили взамен бесконечно более захватывающие миры, нежели те, где вышивали крестиком и плели кружева. Анна лихорадочно пробегала взглядом заголовки, в то время как глаза фрау Штольц прожигали дыры в ее спине. Без лишних колебаний она достала «Страдания юного Вертера».

— Для тебя это слишком трудно, — заартачилась фрау Штольц.

— А ты сама ее читала? — обратился к ней ее муж.

— Нет, но…

— Ну так оставь ее в покое, в наше время культура доступна всем. Тебе тоже не мешало бы хоть изредка брать в руки книгу.

Фрау Штольц умолкла и виновато улыбнулась. Было неясно, относилась ли эта улыбка к унизительному замечанию ее мужа или к неприятному факту ее невежества. Анна раскрыла книгу и погрузилась в чтение.

Таким образом, прорехой в доспехах фрау Штольц оказался лысеющий своенравный химик. Возможно, ее властолюбие и перфекционизм служили лишь средствами сохранения чувства собственного достоинства. С Анной как женщиной она чувствовала себя на высоте. На следующий день после того, как Анна выказала любовь к чтению, фрау Штольц спросила ее, прикрываясь крышкой от бельевой корзины, словно щитом:

— Когда по воскресеньям ты возвращаешься к тете, ты никогда не берешь с собой грязное белье в стирку.

— Нет, — подтвердила Анна удивленно.

— Как это так, почему у тебя нет грязного белья, только изредка какое-нибудь платье…

— У меня всего два платья.

— …и нижнее белье. Но я ни разу не замечала у тебя прокладки.

— Прокладки? А что это?

Фрау Штольц сделала большие глаза. Она сразу стала как будто выше Анны, которая в свою очередь уменьшилась в размерах. Все ее пожитки — это два платья и пара нижнего белья; она — никто.

— Только не говори, что не знаешь о существовании прокладок.

— Нет, — сказала Анна, — понятия не имею.

— Но у тебя же есть менструации?

— Менстр…? Нет.