Стражники Иерусалима - Франциска Вульф

Она начала мерзнуть и поплотнее завернулась в одеяло. Но это было покрывало, слишком легкое и тонкое, чтобы дарить настоящее тепло. При этом она могла поклясться, что в ее номере было стеганое одеяло, такое же теплое и мягкое, набитое овечьей шерстью, как у нее дома.

«Ну хотя бы подушка хорошая», – подумала она и задвинула ее поглубже под голову. Подушка была не слишком мягкой и не слишком жесткой и благоухала цветками апельсинового дерева и гвоздикой. Приятный запах, будивший смутные воспоминания о рождественской выпечке и восточном базаре.

Анне хотелось еще немного поспать, но тут она услышала какой-то шорох. Сон мгновенно слетел с нее, но она не шелохнулась и осталась лежать. Что бы это могло быть? Стоило ей только подумать, что где-то рядом могла быть мышь или – что еще намного ужаснее – крыса, как у нее от страха замерло сердце. Здесь, в Старом городе Иерусалима, где дома стояли вплотную друг к другу, канализация давно обветшала, а подвалы были сырыми и мрачными дырами, наверняка водилось множество этих отвратительных грызунов. А в ее номере как раз большая двустворчатая дверь вела на террасу и во внутренний дворик. Вдруг она недостаточно плотно закрыла дверь? Крысы – смышленые животные и всегда найдут дорогу, куда им надо. Она продолжала лежать неподвижно и прислушалась. Вот – снова зашуршало. Может, к ней подкрадывается крыса? Или она роется в ее багаже в поисках съестного? Или... Лишь когда шорох раздался в третий раз, Анна поняла, что ошиблась. Она облегченно вздохнула. Звуки были знакомые и безобидные, напоминающие шелест и шуршание дорогой плотной бумаги.

Анна открыла глаза и увидела прямо перед собой яркий узор восточного ковра.

Ковер? Почему она лежала на ковре и почему... Ах да, разумеется, эликсир. Она ведь выпила эликсир вечности и, вероятно, попала из 2004 года в далекое прошлое. Помещения она не покидала. Шарон ведь рассказывала ей, что эта комната служила раньше библиотекой или кабинетом. А поскольку в библиотеке вряд ли имелась кровать, она и очутилась на полу. Все очень просто.

Ее взгляд скользнул по перевитым гирляндам на кайме ковра, поднялся выше и уперся в тяжелые книжные полки темного дерева, вдоль и поперек заполненные свитками и книгами в кожаных переплетах. Анна продолжала дальше исследовать глазами полки, занимавшие все пространство вдоль стен. Теперь ей пришлось запрокинуть голову, и прямо над собой она увидела ножки стола и стула, на котором кто-то сидел. В первый момент она испугалась, ведь еще немного – и она проснулась бы под столом, под ногами у незнакомца. Впрочем, она тут же успокоилась. Сама не зная почему, но при виде стройных ног в светлых просторных штанинах и в бордовых шлепанцах она сразу вспомнила Ансельмо. Это привело ее в хорошее настроение. Во-первых, было приятно сразу по прибытии в прошлое увидеть знакомое лицо. А во-вторых, Ансельмо был слугой Козимо. И если в 2004 году их взаимоотношения можно было скорее назвать дружескими и доверительными, то в Средневековье слуга, сидящий за письменным столом в библиотеке своего господина, являл собою скорее непривычное зрелище. И если он позволит себе по отношению к ней фамильярность, она сможет рассказать Козимо о его дерзости.

Анна сделала попытку встать со своего неудобного ложа. Однако это оказалось не так просто, как она себе представляла. Она чувствовала себя так, словно проспала на полу всю ночь. Тело ее ныло, все мышцы болели, будто ее избили. Она жалобно застонала. Ансельмо испуганно вздрогнул и вскочил со стула.

– Синьорина Анна, я... – пробормотал он, глядя на нее широко открытыми глазами. Несколько задетых им страниц пергамента плавно опустились на пол. – Я...

– Извини, если я тебя напугала. Ансельмо, – произнесла Анна, растирая руку и пытаясь пошевелить затекшими кистью и пальцами. – Я полагаю, ты вряд ли рассчитывал сегодня на мое появление в библиотеке.

– Вот уж точно нет. Я ужасно удивился, увидев вас лежащей на ковре. – Он позволил себе улыбнуться. Потом обошел вокруг стола, наклонился к ней и подал руку. – Могу я помочь вам подняться, синьорина?

– Это было бы очень любезно с твоей стороны. – У Анны снова вырвался тихий стон, а колени чуть было не подкосились, как только она выпрямилась. Правая нога затекла и никак не желала подчиняться. Стиснув зубы, она дала довести себя до кресла и с кряхтением уселась. – Я кажусь себе старухой с ногами, изъеденными подагрой.

– Простите, синьорина Анна, – вздохнул Ансельмо. – Наверное, мне надо было все же распорядиться, чтобы вас перенесли на кровать. Но я не хотел преждевременно будить вас. Честно говоря, я даже надеялся, что вы проснетесь, только когда вернется Козимо. Я как раз написал ему письмо и... – Робкий стук в дверь прервал его. – Да?

Вошла девочка, сделала только один шаг и замерла. Покраснев, она стояла с опущенной головой и молчала.

Ансельмо демонстративно закатил глаза.

– А, Эстер. Готовы покои? – Девочка торопливо кивнула. – Очень хорошо. Тогда беги к Элизабет и скажи ей, что она может накрыть стол здесь, в библиотеке. Моя тетя только что проснулась и хотела бы позавтракать.

Девочка опять кивнула и исчезла, так ни разу и не подняв глаз. Анна удивленно посмотрела на Ансельмо:

– Тетя?

Ансельмо слегка покраснел.

– Извините меня за эту вольность, синьорина Анна, но мне пришлось выдумать какую-нибудь историю для слуг. – Он смущенно провел пятерней по густым волосам, так что они встали у него дыбом. – Вы не знаете здешних слуг. Ваше появление в библиотеке так взбудоражило их, что...

– Кто-нибудь из них видел, как я сюда попала?

– Нет, – успокоил ее Ансельмо. – Эстер обнаружила вас, когда хотела поутру открыть окна. Дуреха чуть в обморок не упала, а кухарка такой крик подняла, что хоть святых выноси. Еще бы, посторонняя женщина на ковре посреди библиотеки, и никто не знает, откуда она там взялась! Если бы Эстер или Элизабет рассказали об этом на базаре слугам из других домов, весть скоро разнеслась бы по всему Иерусалиму. Да еще обросла бы такими подробностями, что... – Он замолк и опять взлохматил свои волосы. – Вы не можете себе представить, каким пышным цветом расцветает фантазия местных жителей – как в хорошем, так и особенно в дурном смысле. Но мы не можем себе позволить стать предметом пересудов – ни добрых, ни худых. Мы не имеем права обращать на себя внимание. Поэтому я и сказал слугам, что вы кузина моего отца. И после долгой утомительной поездки из Флоренции уснули в библиотеке, ожидая нас.

– Кузина твоего отца? Но...

– Козимо, – пояснил Ансельмо. – Когда мы несколько месяцев назад прибыли в Иерусалим, Козимо решил всем рассказывать, что я его сын. Он полагал, что это кое-что упростит и поможет избежать массы кривотолков и неприятных вопросов. – В его глазах сверкнули искорки, и у Анны закралось подозрение, что этой выдумкой Ансельмо в особенности наслаждался, получая от нее огромное удовольствие.

– А что ты думаешь по поводу того, каким образом я сюда попала?

Он наклонился вперед и понизил голос до шепота, словно опасаясь, что даже стены в этом доме могут иметь уши.