Сталинградская метель - Владимир Панин

– Виноват, товарищ Сталин, не успел сменить за время боев, – смущенно ответил Рокоссовский. – Исправимся.

– Вот так всегда. На фронте не успевают, а в тылу уже переоделись, – с некоторым недовольством хмыкнул вождь и продолжил беседу: – Ещё раз поздравляю вас с новым званием и орденом Ленина, товарищ Рокоссовский. Вы полностью заслужили столь высокую награду Родины. Не каждый день к нам в плен попадают немецкие фельдмаршалы. Спасибо, – вождь повернул голову в сторону начальника Главного управления артиллерии. – Товарищ Рокоссовский много раз хвалил действия ваших артиллеристов по уничтожению вражеских войск, окруженных под Сталинградом, товарищ Воронов. По его мнению, они оказали самую существенную помощь пехоте по взлому немецкой обороны, приведшему к полному и окончательному разгрому противника. Ставка считает, что товарищ Воронов засиделся в маршалах артиллерии. Пора переходить ему в главные маршалы.

– Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин, – Воронов поднялся со стула и вытянулся, насколько ему позволяла его фигура, но вождь взмахом руки усадил его обратно.

– А вот что с вами делать, товарищ Мехлис, Ставка, честно говоря, не знает. Нет в Красной Армии маршальских званий для комиссаров, – лукавые искры блеснули в глазах Верховного, – или в порядке исключения стоит ввести, как вы считаете?

Согласно недавно принятому решению Ставки, институт комиссаров заменялся политработниками, а вместе с этим упразднялись и все их специальные звания.

– В этом нет никакой необходимости, товарищ Сталин, – решительно заявил Мехлис. – Для коммуниста-политработника главное не его звание, а его дела. Поэтому прошу вас не делать для меня никаких исключений и при переаттестации прошу присвоить звание генерал-полковника.

– Генерала армии, – поправил Мехлиса Сталин. – Армейский комиссар 1-го ранга – это генерал армии.

– Чтобы было куда расти, товарищ Сталин, – твердо стоял на своем заместитель наркома обороны.

– Хорошо, – сдержанно обронил вождь, – Ставка подумает над вашими словами.

– Хочу обсудить ещё один важный, на мой взгляд, вопрос. Многие из наших солдат имеют Георгиевские кресты, которые они получили, защищая нашу землю от врага. За время, проведенное на фронтах, мне не раз приходилось слышать от них просьбы разрешить свободное ношение этих наград. По-моему, настало время обсудить этот вопрос, товарищ Сталин.

– Ну, если сам товарищ Мехлис поднимает этот вопрос, то, значит, действительно настало время. У Государственного Комитета Обороны есть свои наметки относительно Георгиевских крестов, – неторопливо произнес Верховный. – Думаю, что на одном из его заседаний мы пригласим вас, товарищ Мехлис, и обсудим поднятый вами вопрос.

– Спасибо, товарищ Сталин.

– Ну, раз со званиями и наградами разобрались, хотелось бы вернуться к положению на фронте. Товарищ Рокоссовский, вы говорили нам, что можно без долгой раскачки передать из состава Донского фронта Южному фронту две армии, 64-ю и 65-ю. Как вы считаете, нельзя ли к ним присоединить ещё и 66-ю, товарища Жадова? Не секрет, что у товарища Еременко дела с взятием Ростова, скажем так, пробуксовывают. 2-я гвардейская подошла к переправам через Дон, но никак не может поставить финальную точку в этом деле, – Сталин сокрушенно вздохнул. – Мы очень надеемся, что товарищи Шумилов и Батов смогут ему помочь в этом вопросе, но было бы спокойнее, если к ним подключится и товарищ Жадов. Боевые генералы, прошедшие школу Сталинграда, для нас на вес золота.

Верховный вопросительно посмотрел на Рокоссовского, которому крайне трудно было дать вождю отрицательный ответ, но он был вынужден это сделать.

– Я прекрасно понимаю вас, но 66-я армия товарища Жадова понесла серьезные потери и нуждается в доукомплектации.

– Жаль, очень жаль. Чем быстрее мы отрежем немцев на Кавказе от их главных сил, тем будет только лучше. Если господин Гитлер лишится хотя бы половины тех сил, что находятся у них там, то в войне может наступить коренной перелом.

Сталин выжидающе посмотрел на Рокоссовского, ожидая предложений с его стороны. Верховный видел, что генералу есть что сказать, но тут в их разговор вмешался товарищ Мехлис. Взмыв со стула подобно сжатой пружине, одернув гимнастерку с ремнем, он заговорил решительно, твердо веря в правоту своих слов.

– Прошу меня простить, товарищ Сталин, но, мне кажется, я знаю причину, которая мешает комфронта Еременко выполнить поставленную перед ним задачу, – рубанул, подобно секире, правду Мехлис. – Возможно, вам не докладывали, но мне достоверно известно, что генерал Еременко серьезно болен. Из-за сильного нервного перенапряжения у него открылись старые болячки, язва желудка. Еременко нуждается в серьезном лечении, но он отказывается ложиться в госпиталь.

– Неужели дело так серьезно?

– Более чем, товарищ Сталин. Врачи несколько раз настаивали на том, чтобы он занялся лечением, но Еременко категорически отказывается.

– Н-да, – в воздухе повисла напряженная пауза, – если товарищ Еременко действительно серьезно болен, это действительно многое объясняет.

Сталин нисколько не сомневался в правдивости слов первого комиссара Красной Армии. Мехлис всегда старался пользоваться проверенными данными, что было его характерной чертой. Вождь некоторое время неторопливо перебирал пальцами черенок трубки, оценивая возникшую ситуацию. Совсем иначе он предполагал провести эту встречу. Совсем иное он хотел сказать Рокоссовскому, но заявление Мехлиса все переворачивало с ног на голову.

– В сложившейся ситуации генерал Еременко, естественно, не может находиться на посту командующего фронтом. Его следует заменить, и как можно скорее. Положение под Ростовом не позволяет нам закрывать глаза на его болезнь и полагаться в столь важном деле на волю случая. Кем мы можем его заменить, чтобы не повредить делу? – вождь требовательно посмотрел на Мехлиса, у которого уже был готовый ответ.

– Думаю, что лучшую кандидатуру, чем генерал Рокоссовский, трудно будет найти, – без какой-либо задержки последовал ответ.

– Я тоже так считаю, – согласился с Мехлисом Сталин. – Константин Константинович, вам придется заменить Еременко на его посту. Мы предполагали назначить вас на другое место, но обстоятельства вынуждают нас действовать иначе.

– Товарищ Сталин, – решительно заявил Рокоссовский, – я убедительно прошу вас найти другую кандидатуру на пост командующего Южным фронтом. Еременко сильно обижен из-за того, что его отстранили от участия в операции «Кольцо». Теперь получается, что я лишу его возможности участвовать в окружении кавказской группировки врага. Прошу понять меня правильно.

– Что за глупости?! – недовольно воскликнул Сталин. – Еременко обидится! Здесь не детский сад, а война, и мы с вами не в бирюльки играем. Нам надо как можно скорее и прочнее захлопнуть мышеловку, в которую немцы так неосмотрительно себя загнали. Решено. Готовьтесь принять дела у генерала Еременко.

– Ещё раз прошу вас изменить свое решение и назначить другого человека на пост командующего Южным фронтом. Генерала Ватутина, например. Он хорошо знает театр действий и легко заменит генерала Еременко на этом посту, – не сдавался Рокоссовский, у которого не лежала душа ехать под Ростов.