Пепел сердца - Инна Бачинская

– Ты с ума сошла! Да не нужен мне твой хахаль! Что ты несешь, я его не звала!

– Не знаю, звала или не звала, а только мужик – кобель, только кивни, побежит следом.

– Ну и зачем тебе кобель? Ты посмотри на него! Не язык, а феня, дурные анекдоты, тату… он же блатной!

– А мне и такой хорош!

– И не женится он, не надейся. Ему деньги нужны.

Настя ухмыляется, смотрит на Нию в упор:

– Так я и знала! Ты теперь любого купишь на мужнины деньги!

– Дура! – вне себя кричит Ния. – Да меня тошнит от него! Он меня ударил! – Она потрогала щеку. – Сволочь! Он и тебя приложил, вон фингал какой. Вчера… я думала, он меня убьет! – Ния всхлипывает и тянется за салфеткой.

– Я тоже думала, он меня убьет, – признается Настя. – Он влетел как бешеный, белый, руки трясутся, а я как дура набросилась… он и приложил! Я вся в соплях, упала на пол, а он ногой под ребра! Ну все, думаю, капец! Прибьет! И ваза – бац! Вдребезги. Я сегодня убирала, так осколки аж из-под комода выгребала.

– Мразь!

Ния обнимает Настю. Обе плачут. Декстер начинает выть дурным голосом.

– Ты хоть молчи! – в сердцах говорит Ния. – И так тошно! Брысь!

Настя вдруг рассмеялась. Она хохотала, сгибаясь пополам, утирала слезы и шлепала ладонью по колену Нии. Та тоже расхохоталась.

– Подружка моя! Агничка! Ну их к черту, этих мужиков! Мне только один раз попался нормальный, это твой Федор. Ну, не мне, конечно. Остальные дешевки, шваль подзаборная или алкоголики. Даже твой муж… сразу за пистолет! Мог запросто тебя угробить! Он что, нормальный, скажешь?

Ния кивает.

– Кофе будешь? – спрашивает вдруг Настя. – Чего-то я оголодала, сейчас собаку съем. – Она смотрит на Декстера и снова смеется. – Не-е, собаку мы не будем, у нас всего полно, хочешь? Декстер, вольно, живи дальше!

Ния снова кивает. Она чувствует такую усталость, будто на ней воду возили – так говорила бабушка. На тебе что, воду возили, давай быстрее!

Удивительно, но Ния тоже чувствует голод. Казалось бы, после вчерашнего кусок в горло не полезет. Но кусок очень даже полез. Девушки наворачивали за милую душу.

– А помнишь, – кричала с набитым ртом Настя, – Толика из восьмого «Б», которого ты у меня отбила? Помнишь?

– Помню! Дурак редкий! – отвечала Ния, смеясь. – Я не отбивала, он сам таскался провожать!

– Ага, ври больше! Отбила! А Пашку Нижника, который за мной бегал?

– Помню! Плюгавый такой. И этого отбила?

– Не-а! У него четверо детей, представляешь? Целый детсад.

– У Пашки? С ума сойти! Ни фига себе! А жен сколько?

– Что значит сколько? Одна! Он что, султан, по-твоему?

Ния рассмеялась.

– Нет, я думала, он женат несколько раз.

– Ой, да кому он нужен, дохляк, ни рыба ни мясо. Нашлась одна, да и слава богу. Но вишь как, дохляк-дохляком, а четверых настругал! – Настя радостно хихикает. – Ой, Агничка, а ты помнишь, какие мы были счастливые? Вся жизнь впереди, счастье, мальчики хвостом… а помнишь нашего физрука? Помнишь, как мы ему глазки строили и хихикали? А он молодой, стеснялся, краснел, кричал на нас… В голове одна любовь, какая учеба? Весна, деревья цветут, а у нас экзамены! А дискотека орет… помнишь, у нас дискотека была на первом этаже? Жильцы их проклинали! А тут надо к экзаменам готовиться. И все равно, такая радость, такое счастье, все принцессы, все ждем своего принца, глазки сияют, рот открыт, дурные, счастливые…

Ния вздыхает. Был принц. Был да сплыл. Променяла принца на… Она задумывается, пытаясь сообразить, кто есть кто, навесить ярлычок. Федор – принц однозначно; Володя… купец. Ну да, купец. Бедный принц и богатый купец, и она, принцесса на горошине. Роковой треугольник, сказка с предсказуемым концом. Принцесса, которая промахнулась. Промазала. И тогда и сейчас. Она представляет себе принцессу, юную, капризную, жизнерадостную, стреляющую из лука: натянула тетиву, прицелилась, зажмурила один глаз… или нужно смотреть в оба? И выстрелила. И стрела улетела не туда… в болото улетела стрела. Улетела в болото и там застряла. И поднял ее старый… Все, хватит, обрывает она себя, а кому, спрашивается, хорошо?

Ночь, ночь, ночь… темень, хоть глаз выколи. За окном дождь. Ледяной циклон налетел, принес мороз и снег и – фьють! умчался, как и не было. Небо тут же заволоклось тучами, прижалось к земле, нахохлилось и расплакалось. А на площади уже елка! Вот беда – игрушки намокнут.

Федор Алексеев сидел за письменным столом, рассматривал фотографию Нии с Тюриным, думал. О чем, спросит читатель. Ни о чем таком серьезном, никаких озарений, никаких внезапных догадок. Да и какие догадки, все предельно ясно, чего уж там. Сидел, рассматривал, прислушивался к пляске дождевых капель на подоконнике. Студиозус Леня Лаптев сказал бы, тупо сидел и тупо рассматривал. А чуткий Савелий непременно спросил бы: что, Федя, увидел что-нибудь? И смотрел бы взволнованно. Федор пожал бы плечами – ничего не увидел. Нечего видеть, кроме того, что видно. Никаких подтекстов, никакого второго дна. Все предельно ясно. Капитан Коля Астахов сказал бы, что философ мучается дурью и ревностью. Хватит, сказал бы капитан, мучиться дурью и ревностью, забей! Думай лучше о смысле жизни, нам с Савелием спокойнее.

Федор вздыхает. Поворачивает фотографию боком, долго рассматривает в такой «позитуре», словно ожидает, что вдруг откроется туманное нечто. Нечто, не увиденное ранее, не распознанное, не понятое… Нечто.

Днем Федор нашел ту гостиницу, где они встречались. Все-таки нашел, хотя убеждал себя, что не стоит, не нужно, незачем… Сначала нашел детский магазин с фотографии, узнал по витрине. Рядом была гостиница с непритязательным и скромным названием «Метрополь». Федор зашел и, показав фотографию, выяснил, что мужчина заказывал номер накануне, приходили порознь. Всего два раза. Он – хорошо одетый, представительный, вежливый; она прятала лицо, шмыгала через вестибюль, боялась нарваться на знакомых.

– Таких, Федя, видно как на ладони. – Пожилой швейцар, в золотых галунах, похожий на генерала, рассмотрел компромат и кивнул: да, мол, знаю. Был это добрый знакомый Федора по институту, еще один, – лет тридцать трудился заместителем ректора по хозяйственной части. Если по-простому, завхоз. Здоровенный добродушный дядька, не дурак принять на грудь и любитель поговорить. Фактурный персонаж – для уважающего себя заведения в качестве швейцара самое то. Мундир, золотые пуговицы, окладистая борода, изрядный живот… Вы замечали, что у мужчин с изрядным животом прекрасная осанка и величие в облике?

– Она замужем, он женат. В мое время клянчили ключ у друзей или у подруги, сейчас как в иностранном кино – в мотель или в гостиницу. И одалживаться не надо, и лишних свидетелей нету. Видел я их всего раз и запомнил, у меня глаз – алмаз. Женщинка молодая, в дорогой норковой шубке, быстрая, лицо меховым воротником прикрывает; серьги с зелеными камешками болтаются. Они были здесь двадцатого ноября, как сейчас помню. Один раз – и все, больше я их не видел. У меня как раз пересменка, напарник подошел, Лева, я еще спросил, видал красотку? От мужа гуляет. Эх, говорю, где моя молодость! Он говорит, нет, не видал, раньше их не было. А потом, через несколько дней, говорит, опять были! Двадцать второго. У нас тут своя разведслужба, свой секьюрити, мало ли что, за гостями глаз да глаз нужен. Я специально интересовался – говорит, как же, были, прекрасно помню. Двадцать второго.