С тобой мое сердце - Клэр Коннелли

Что нельзя было сказать о самой Элис. С момента возвращения из Греции она превратилась в привидение, жила как зомби, в отсутствие всяких чувств. Ее тело ходило, ело, спало, делало какие-то ежедневные дела, а самой Элис в нем будто и не было. Сначала она думала, что скоро это пройдет, но на этот раз ошиблась. Никакой аналогии с тем, как она восстанавливалась после предательства Клинтона. Теперь все было иначе. Глубже, всепоглощающе. Так, словно Элис совсем исчезла из этого мира, и осталась только телесная тряпочка, которую нужно переносить с места на место.

Иногда Элис корила себя за то, что собственными руками перекрыла себе кислород. Уже вернувшись в Нью-Йорк, глядя на произошедшее издалека, она думала: ну почему нельзя было просто продолжать наслаждаться тем, что есть, ведь они были счастливы вместе. Она могла еще долго засыпать и просыпаться в его постели, вести интересные беседы на берегу под шум волн, смеясь, вместе вкушать средиземноморские блюда. Потребовав гарантию счастливого будущего, она потеряла возможность полноценно жить в настоящем.

Два месяца назад они в полном молчании прилетели с острова в Афины, Тэнос привез ее в свой шестизвездочный отель, проводил на верхний этаж, везя за ней большой чемодан, набитый дизайнерскими вещами. Тогда, у дверей люкса, они последний раз посмотрели друг другу в глаза.

- Если ты передумаешь… - Он не закончил фразу, все было ясно без слов.

Она не изменит своего решения. Гордость это или страх - не важно. Она не отдаст свое сердце на полное растерзание и не позволит топтать свою честь.

Боль прощания пронеслась стрелой между ними, Тэнос отшагнул, и дверь захлопнулась. Утром Элис улетела в Америку.

Примерно через неделю она приехала в офис адвоката Тэноса, чтобы оставить там кольцо и колье. Ей очень хотелось избавиться от этих атрибутов разыгранного спектакля. Еще через неделю адвокат вручил ей сертификат на владение и ключи от ее новой квартиры в Верхнем Ист-Сайде. Когда она приехала посмотреть на нее, то не могла избавиться от ощущения сказочности. Поистине царский интерьер, четыре шикарные спальни, разделенные двумя огромными гостиными, широкая круговая терраса с бассейном, вид на Центральный парк с одной стороны и на город с другой.

Некоторое время Элис воздерживалась от переезда. Ее останавливали мысли о том, что эти апартаменты принадлежали Тэносу и, возможно, он там жил. Она пока не хотела прикасаться к тем же вещам, избегая лишней боли.

- Она любит быть на солнце. - Медсестра продолжала говорить, хотя Элис улавливала лишь некоторые фразы.

Надев на лицо дежурную улыбку, Элис вежливо прокомментировала:

- Да, это ей всегда нравилось.

И снова подступили и застыли в глазах слезы. Ей стало очень больно в груди. Больно за маму, за себя. С тех пор как она вернулась из Греции, слезы стали постоянными спутниками, то и дело вырывающимися на поверхность.

- Я оставлю вас вдвоем, - деликатно предложила медсестра и вышла из палаты.

Элис накрыла ладонями мамины руки и опустила на них голову.

- Как ты это пережила? - прошептала она, с плачем обращаясь напрямую к сердцу матери.

Она думала о том, как себя чувствовала Джейн Смарт, когда отец бросил ее. Было ли ей тяжелее или легче от знания того, что беременна. Элис на секунду представила себе, что, если бы внутри ее сейчас рос ребенок. Получить в дар частичку Тэноса, навсегда! От этих мыслей ей стало еще больнее, слезы лились на руки матери.

Элис навещала ее каждый день. Ей нужна была какая-то рутина, чтобы не давать своим мыслям разъедать остатки себя. Приезжая и просто сидя рядом, она чувствовала, что не абсолютно одинока. Есть та, кому она нужна.

Так два месяца плавно превратились в три. А легче все не становилось.

Но она знала, надеялась, что однажды проснется и к ней вернется желание жить.

- Ты же говорил, что все было не по-настоящему, - неуверенно проговорил Леонидас, с волнением оглядывая офис брата.

В сравнении с идеальной чистотой и порядком, которые здесь царили раньше, сейчас его кабинет напоминал свинарник.

- Все верно.

- Если связь с Элис была фиктивной, то скажи мне, какого черта ты уже три месяца в беспробудном запое, с тех самых пор, как она тебя бросила.

- Сколько раз я тебе уже говорил, что она меня не бросала. Мы пришли к взаимному решению закончить игру, когда вопрос с Костой был решен, - с оттенком злости процедил Тэнос, схватив стакан и допив последний глоток скотча. - Бумаги для сделки уже готовы, осталось подписать.

- Так почему тогда ты не празднуешь?

- Вот как раз и праздную. - Он откупорил бутылку и налил в стакан новую порцию, протянув бутылку брату.

Леонидас покачал головой.

- То, что ты делаешь, называется не праздновать, а заливать горе.

Тэнос стиснул зубы.

- Знаешь, о чем я думаю, когда смотрю на Изабеллу? - Брат осторожно, но настойчиво пытался достучаться до брата.

- Что? - Тэнос вопросительно посмотрел на него.

- Я думаю о том, какая это огромная ответственность быть родителем. Вспоминаю нашего отца, которому было наплевать на меня, их ссоры с мамой, от которых мне хотелось убежать из дома подальше, и понимаю, как близко я был к тому, чтобы также искалечить жизнь своему ребенку. Ведь я был на волосок от того, чтобы бросить Ханну только потому, что понятия не имел, что такое любить по-настоящему. - Он сделал паузу, наблюдая за исказившимся лицом брата. - И я даже представить себе не могу, что чувствовал ты, когда мать оставила тебя у порога нашего дома.

Щемящая боль просверлила Тэноса от макушки до копчика. Он сделал глоток, ожидая облегчения. Но виски не сработал.

- Когда я представляю себе, что мог бы отвернуться от собственного ребенка и уйти, то готов закопать себя заживо. Твоя мать выбрала нелюбовь, и ты с того самого момента до настоящего проживаешь эту нелюбовь. Ты решил по умолчанию принять судьбу несчастного покинутого нелюбимого мальчика, даже не попробовав принять тот факт, что твои родители просто оказались глупцами, а ты волен сам выбирать - быть счастливым или нет.

Тэнос стиснул зубы еще сильнее. Ему хотелось, чтобы все вокруг исчезли, ничего не слышать и не видеть. Стакан снова оказался пуст.

- Тэнос, считай, что у тебя не было родителей. Но есть ты. Сейчас ты поворачиваешься спиной к самому себе. И это уже твой выбор, а не их.

- Ты ничего не знаешь! - яростно крикнул брат.

- Ты любишь ее, - спокойно сказал Леонидас.

- В последний раз говорю тебе - нет! Я не люблю ее. Ясно? - Он со всей силы швырнул стакан в стену, разбив его вдребезги.

- Ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни. - Брат проговорил это с такой искренностью и нежностью, как может сказать только очень близкий человек.